Верхние Саванны - Жюльетта Бенцони

Заметив, что дородная жена нотариуса решительно, как фрегат на абордаж, движется в его сторону. Жиль поспешно спрятался за густым растением, так кстати поставленным возле двери на террасу, а потом быстро прошел к лестнице, ведущей в сад. Только он вступил в спасительную тень гигантского апельсинового дерева, как розовый шар, от которого он сбежал, выкатился на порог танцевального зала, женщина судорожно замахала веером и обвела бдительным взглядом террасу. Жиль тихонько отступил на шаг, словно боялся, что его все еще видно, потом еще на один. Теперь в черном переплетении веток, за листвой освещенная терраса с женщиной в розовом платье стала походить на картинку-головоломку, из которой выпало несколько фрагментов.

Турнемин оказался в аллее из олеандров и миндальных деревьев, ведущей к поляне, над которой величественно распростер ветви гигантский баобаб. В отличие от розария, эту часть сада освещали лишь звезды да висевшие на большом расстоянии друг от друга масляные лампы.

Было тихо и прохладно. Пение скрипок все удалялось, и после толчеи бала Жилю показался раем этот спокойный, напоенный ароматами ночи уголок. У его ног лежал весь в огнях город, дальше — густо-синее море…

Не имея ни малейшего желания возвращаться в толпу. Жиль медленно и беззвучно шагал по песчаной дорожке, сожалея лишь о том, что приличия не позволяли брать на светские приемы трубку. А как хорошо сейчас было бы ощутить знакомый запах табака!

Тихие голоса, потом женский смех заставили его остановиться. Справа от него начиналась аллея, едва заметная в свете розовой лампы, спрятанной в густой зелени винограда. Свете слабом, как у ночника, — упасть не даст, но и таинств ночи не откроет.

Он уже собрался уйти, как вновь зазвучал женский смех: нежный, как воркование голубки, такой знакомый. Жиль шагнул в крытую аллею и смутно различил мужские ноги в белых чулках и туфлях с золотыми пряжками и рядом с ними черную женскую юбку.

Колебался он лишь мгновение. В порыве гнева Жиль в три прыжка оказался возле парочки. И убедился, что тренированный по надежной индейской науке слух и на этот раз его не подвел: на скамейке, выложенной подушками, полулежала в объятиях де Рандьера его жена — барон жадно целовал Жюдит, а рука его ласкала дерзко выскользнувшую из черного кружева грудь.

Миг — и Турнемин стоял между ними. Схватив Рандьера за шиворот, он оторвал его от своей жены, как садовник отрывает от полезного растения сосущую из него соки лиану, и швырнул его наземь. Жюдит, как ни странно, даже не шевельнулась, не попыталась прикрыть обнаженную грудь, так и лежала на своих подушках с вызывающей улыбкой на губах.

— Что прикажете делать? Может, мне упасть без чувств, простонав в ужасе: «О небо! Это мой муж!» Даже не надейтесь!

— Вы получили то, чего заслуживаете…

Он схватил ее за руку и заставил сесть.

— Приведите себя в порядок! Сюда в любой момент могут прийти. Мне начинает казаться…

Жиль не успел закончить фразу. Рандьер вскочил на ноги и в бешеной ярости бросился на него, хоть еще и не совсем пришел в себя:

— Ах вы, грубиян! Вы мне за это ответите, и немедля.

Турнемин оттолкнул адъютанта губернатора так, что тот снова чуть не полетел на землю.

— Что? Да вы, видно, бредите. По-моему, вы мой обидчик, а не наоборот. Неужто забыли, что женщина, которой вы осмелились коснуться, моя жена? А ветвистые рога, как мне кажется, мужчину не украшают.

— Не важно! Мы будем драться!

Рандьер выхватил свою парадную шпажку, но Жиль презрительно оттолкнул ее.

— Драться на этих игрушках? Нет, барон. Если уж сражаться, то с настоящим оружием в руках, царапины меня не устроят. Вы получите Урок на всю жизнь, если вам еще придется после этого жить. Но не здесь — об этом не может быть и речи. Мы в доме губернатора. Он не простит этого ни вам, ни мне, да и ни к чему омрачать его прощальный бал кровавым поединком. Сейчас мы вернемся во дворец, вы укажете мне своих секундантов, я вам — своих, и они договорятся об условиях. Вы готовы? — обратился он к Жюдит, . принявшей к тому времени вполне пристойный вид.

— Как вам угодно, — взвизгнул Рандьер. — Но оружие выбираю я, потому что вы меня ударили. А я хочу драться на пистолетах. Слышите? На пистолетах!

— Почему? — насмешливо спросил Жиль. — Плохо владеете шпагой? Впрочем, мне все равно.

Двуручная сабля, копье, бич, топорик — выбирайте что хотите. Желаете пистолет — пусть будет пистолет. Я с удовольствием всажу в вас пулю — когда и где, сговорятся секунданты… но не позже, чем с восходом солнца. Я человек занятой. До скорой встречи.

Галантно предложив руку жене (ее пальцы немного подрагивали) Турнемин вернулся вместе с ней во дворец, отыскал де Ла Валле и объяснил, что от него требуется, не вдаваясь, впрочем, в детали. Ла Валле поднял одну бровь.

— Ну и ну! Уже дуэль? Но бал начался лишь час назад. Однако вы не тратите времени попусту.

— Вы правы, — согласился Жиль, искоса, взглянув на Жюдит. — У нас в семье вообще не принято терять время зря. Вы поможете мне найти второго секунданта?

— А как же! Здесь где-то Анри де Селюн. Сейчас найду его и приведу к вам. Вы будете здесь?

— Нет, мы уезжаем. Я буду ждать вас у себя дома. Передайте госпоже де Ла Валле мои извинения.

Через десять минут Жюдит и Жиль уже катили в открытой коляске по ночному Кап-Франсе, где теперь, когда окончился сезон дождей, вовсю кипела жизнь. Супруги сидели молча и неподвижно. Между тем на улицах было оживленней, чем днем. Люди торопились в кабаки, кабаре или спешили потанцевать: для негров танец — выражение самой жизни и одновременно лучшая молитва. Светились подъезды театров, многочисленные публичные дома распахивали двери, яркие краски нарядов мелькали, как в калейдоскопе.

Даже магазины на улице Капитанов и на улице Ювелиров не закрывались — счастливчикам, выигравшим большие деньги, будет где их потратить. Ну а для женщин, торгующих любовью, и вовсе настало золотое время.

Царящее вокруг веселье лишь подчеркивало угрюмое молчание Турнеминов: многие провожали их завистливыми взглядами, а между тем они не просто сидели как чужие, казалось, между ними вообще невозможно взаимопонимание. Только когда коляска остановилась у освещенного крыльца. Жиль, подавая руку жене, сказал:

— Я приду к вам, как только де Ла Валле сообщит мне, о чем они договорились. Ждите…

Она лишь зевнула в ответ и, подобрав раздуваемые легким ветром широкие юбки, поднялась к себе.

Спустя полчаса Жиль провожал Жеральда де Ла Валле и его шурина Анри де Селюна в форме капитана королевского торгового флота, заезжавших передать ему условия дуэли. Она должна была состояться на лугу позади форта Николе за полчаса до восхода, чтобы офицеры-секунданты успели вернуться на рассвете к месту службы.

Драться предстояло на пистолетах… но об истинной причине поединка ничего не говорилось, чтобы не бросить тень на репутацию Жюдит, — было объявлено, что имело место уличение во лжи и последовавшее за ним рукоприкладство.