Девушки здесь все такие милые - Лори Элизабет Флинн

руки в его волосы. Но сейчас мои прикосновения его только взбесят.

– Эти выходные с самого начала не задались. Не надо было нам сюда ехать.

– Я бы спросил, почему Салли удирает в такой спешке, но ведь ты все равно соврешь, – говорит Адриан. – А что за мужик у тебя нарисовался? Я знаю, ты с ним встречалась!

– Да нет никакого мужика! Правда нет. Ничего не было.

– А вот Билли другое говорит. – Он бросает мой телефон на кровать и сцепляет лодыжки. – По-моему, она хорошенько приняла на грудь! Я от нее столько нового узнал!

Я шагаю к кровати и подбираю телефон. Нужно срочно придумать какую-то ложь, наплести с три короба и заставить Адриана отказаться от своих намерений, каковы бы они ни были. Но сперва мне нужно понять, что он успел разведать.

Я читаю сообщение, которое он отправил Билли от моего имени.

«Меня совесть замучила. Как же быть с Адрианом?»

От того, что я вижу его имя в своем телефоне и знаю, что он сам его напечатал, мне хочется плакать. Адриан, верный и надежный, чуждый всякого двуличия. Я превратила его в другого человека.

Билли отвечает в типичной для себя пострислинговой манере – слезливой и саркастичной одновременно. Я прямо вижу, как она строчит сообщение: на щеках румянец, ноги в тапочках лежат на коленях у Райана, который смотрит хоккей или футбол.

«Может, он не мужчина твоей жизни? Ты должна разобраться в своих чувствах к этой своей студенческой зазнобе. Иначе следующие десять лет будешь жалеть, так ведь?»

На это Адриан ничего не ответил. Тогда Билли написала сама:

«Ты говорила, что искала его в каждом парне, с которым встречалась…»

Неужели я такое говорила? Я романтизировала его – подобно тому, как весьма посредственный отпуск задним числом кажется лучшим временем в жизни.

И снова Билли – десять минут спустя: «Я требую подробностей!»

Я кладу телефон на подушку экраном вниз. Адриан смотрит в пол. Он не хочет меня видеть. Не хочет – или больше не может.

– Я все объясню, – говорю я. – Был один человек… я думала, что люблю его. Но все это давно в прошлом. Он приезжал сюда в эти выходные, и да, я с ним встречалась. Но ничего не было, клянусь!

Его молчание действует мне на нервы. Адриан никогда за словом в карман не лезет, всегда готов разрядить обстановку шуткой. Но сейчас он только слушает, что я лепечу в судорожных попытках оправдаться.

– Он оказался… герой не моего романа. Пойми, мне здесь и так не по себе…

Адриан поднимается так стремительно, что стул опрокидывается, задрав ножки, – будто сердитый жук, который упал и встать не может.

– Опять врешь! Ты и все эти годы врала, так ведь? Да я за один день здесь узнал о тебе больше, чем за все то время, что мы вместе! И теперь понимаю, что все это время ты мне лгала!

Я открываю рот, но он не умолкает:

– Ты ведь помнишь, что я говорил насчет измен, да? А как же клятвы, которые мы давали друг другу? Хранить верность, все такое… Все это одна большая ложь!

– Неправда! Я клялась от всего сердца! Ничего не было! Мне просто нужно было увидеть его, чтобы закрыть гештальт. И я закрыла! – Я так деру кутикулы, что на большом пальце выступает кровь.

– Он – это, надо понимать, Кевин! – Адриан выплевывает его имя. – Бойфренд Флоры, которого ты якобы раз в жизни видела. Но именно он изображен на фотографии, которую я нашел дома. Да что уж там – я узнал о своей жене много такого, чего мне и в страшном сне присниться не могло! – Он расхаживает взад и вперед по комнате, так что в ней становится еще теснее. – Когда я нашел эту фотку, ты имела наглость заявить, что его нет в живых! Я чувствовал: что-то тут нечисто, – но не стал лезть с расспросами. Я же, черт возьми, должен доверять жене! Знаешь, Гугл мне сегодня вечером много чего поведал о Кевине Макартуре!

– Да, есть вещи, которых ты обо мне не знаешь. – Я опускаюсь на кровать. – Но все это в прошлом. Ты знаешь меня настоящую. Я – та, за кого ты меня держишь. Поверь мне.

Он зарывается руками в волосы, лохматит свою кудрявую гриву.

– Я больше не верю ни единому твоему слову, Амб!

Мне вспоминается наше первое рождественское утро: он тогда встал пораньше, чтобы положить подарки под крошечную искусственную елочку, которую мы поставили у телевизора. Снега в том году не выпало, и он знал, что меня это огорчает. Я опешила, когда заспанная выползла из спальни и вступила во что-то сухое и белое. Адриан был на кухне, которую я терпеть не могу за тесноту, и, улыбаясь, жарил сладкие гренки. Мы были по-настоящему счастливы.

Потом я ругалась на весь этот бардак, злилась, когда белая труха липла к босым ногам, злилась, когда мы еще много месяцев выгребали ее из диванных подушек. «Иногда мне кажется, что ты меня ни во что не ставишь», – сказал однажды Адриан – только вот не помню когда. Может, он говорил это не один раз.

– Я уезжаю, – говорит он. – С меня хватит. Знаешь, когда мы только познакомились, я написал всем друзьям: мол, я встретил девушку, на которой женюсь. Они хором ответили, что у меня просто крышу снесло от образцового секса. Не знаю, в кого я тогда влюбился, но точно не в тебя.

– В меня! Я уеду вместе с тобой.

Виски у меня ломит, глазам горячо. Я уж и не помню, когда меня обуревали такие сильные чувства. Салли сделала меня малочувствительной, ее апатия действовала, как мощный наркотик.

– Нет уж. Я уеду один. Теперь я понимаю, почему ты все время уговаривала меня вернуться домой! Ты хотела увезти меня отсюда, пока я не узнал лишнего!

Возразить мне нечего – он кругом прав.

– Ты никогда не будешь счастлива, – говорит он. – Со мной уж точно нет. Иногда мне кажется, что тебе нравится страдать. Ну так проваливай к своему Кевину! Совет да любовь!

Я задерживаю дыхание, понимая: то, что я сейчас скажу, предопределит всю нашу дальнейшую жизнь. Я хочу, чтобы он осознал: все в наших руках. Мы можем все изменить.

– Я беременна, – тихо говорю я. – Я сама только сегодня узнала. Все ждала подходящего момента, чтобы тебе сказать.

Он так сильно хочет детей. Эта новость все изменит. Она даже меня, похоже, изменила…

– У нас будет ребенок.

Я впервые произношу это вслух.