Пир попрошаек - Дэниел Худ

— Это не так-то просто, — пробормотала ведьма. Губы ее недовольно дернулись, она осторожно похлопала ладонью по мерцающей плоскости, заставляя ее опуститься ниже.

В покойницкой мертвецы возлежали на каменных плитах одинаковой высоты, и поле свечения оставалось везде равномерным. Теперь же голубоватая плоскость изогнулась волной и заскользила к земле, словно легкая шелковая простыня, набрасываемая на ложе. Сияние окутало голову нищего, лежавшего у стены, сложилось складками и прогнулось, чтобы дотянуться до губ двух других мертвецов — и того, что лежал лицом кверху, и того, что лежал лицом книзу. Под ногами стоящих словно образовалась фосфоресцирующая рельефная карта — с причудливыми холмами и извилистыми долинами, в обводах которых угадывались людские фигуры.

Но этот жуткий рельеф оставался недвижным. Ни одного язычка голубого пламени так и не вырвалось из искалеченных уст.

Матушка Джеф сжала ладонь в кулак, и голубое свечение растаяло, словно туман. Внезапно стало темно, свет двух фонарей не мог восполнить потери. Ведьма откашлялась, выжидательно глядя на Лайама.

— Одно, ну два тела, лишенные духа, — это еще куда бы ни шло, но чтобы все три… Это большая странность.

Лайам рассеянно кивнул, глядя на ведьму ничего не видящими глазами. «Значит, моя догадка верна». Он попытался свыкнуться с этим неутешительным выводом и мысленно повторил его несколько раз, потом, тяжело вздохнув, потер ладонями щеки.

— Ну ладно, — сказал он эдилу. — Я должен идти. А вы ступайте на площадь и попытайтесь найти девчонку — ту самую, что ко мне приходила.

Он должен уточнить у Грантайре, верно ли он угадал причину ее беспокойства. Если нет, то нищих в таком случае убили воры. И Лайам предпочел бы узнать об этом, находясь подальше от Кессиаса.

— Если найдете ее, скажите, что мне надо увидеться кое с кем, она все поймет. Матушка Джеф, то тело, которое лежит в вашей покойницкой, — проверьте его тоже.

— Вы думаете, я обнаружу то же, что здесь?

— Вполне вероятно. — Лайам опять повернулся к Кессиасу. — Я приду в казарму, как только смогу. Постарайтесь найти девчонку.

Сказав это, Лайам обошел матушку Джеф и направился ко второму выходу из переулка, потому что дорогу к первому по-прежнему загораживала фигура эдила.

— Ренфорд…

Лайам откликнулся:

— Потом, потом, — и побежал. Фонарь раскачивался в его руке из стороны в сторону. «Ошибаться мне нравится в одиночку!»

Выбежав из переулка на соседнюю улицу, Лайам замедлил шаг. Он страшно утомился за эти два дня и ощущал усталость каждой клеточкой тела. На душе у него тоже было не сладко. Даже если Оборотень нарушил свое обещание, Кессиас не имел права вести себя с ним так. Разве Лайам перебил этих нищих?

«Если в чем-то обвиняют этого увальня, он начинает стенать и жаловаться. Ах, Ренфорд, они вечно все сваливают на меня! А что я могу?! А куда мне податься?! Но стоит тому, кому он всегда плачется, чуточку оплошать, как наш бравый эдил принимает оскорбленную позу! А ведь я, если вдуматься, тут вообще ни при чем! Это, в конце концов, его, а не мой город!»

Лайам сердито нахмурился. Он вышел на перекресток и свернул к Герцогской улице, лелея свою обиду. Решено. Он выложился, он зверски устал, ему следует прямо сейчас послать все подальше… Так приятно сказать себе: все, дружок, отдохни, отныне ты ничего никому не должен. Можешь прямо сейчас напиться, а можешь поехать домой — ты волен делать все, что тебе угодно. Забери Грантайре и уезжай — никто поперек и слова не скажет.

На подходе к Крайней улице эта решимость ослабла. Как ни крути, а бравого — и порой не очень-то справедливого — стража порядка можно понять, ведь он каждодневно и ежечасно обременен грузом огромной ответственности за весь Саузварк… «На его месте ты тоже бы рассердился», — сказал себе Лайам. Он уже знал, что ничего не бросит и не уедет домой, он будет тянуть свою лямку и дальше. До конца всей этой истории, который, возможно, близок, а возможно, далек и не очень ясно — каков. Он взял на себя ответственность и продолжит работу.

В доме Окхэмов свет не горел, все окна там были черны и казались безжизненными. Это не выглядело устрашающе — что может быть устрашающего в жилом здании, замкнутом на ночь? — и все же по спине Лайама проскользнул холодок. Поплотней завернувшись в плащ и настороженно поглядывая на темный фасад, Лайам стал размышлять, в чем же причина его остановки возле ничем не примечательного строения.

Потом он понял. Дом выглядел так обычно… Добротный, респектабельный дом, схожий с соседними особняками. Кому придет в голову заподозрить, что за его стенами происходит что-то неладное? Существуют места куда более зловещего вида. Мрачные замки, заброшенные развалины, храмы темных богов… Впрочем, первые впечатления подчас бывают обманчивы. Например, в глубине жутковато-черной громады храма Лаомедона обитают веселые и доброжелательные служители, возделывающие очаровательные сады.

Внешний вид дома Окхэмов, наоборот, не предвещал ничего дурного, но Лайам знал теперь, что это лишь маскировка, за которой прячутся нож и булава, покрытые запекшейся кровью.

А потому он покачал головой и двинулся к дому госпожи Присциан, в котором еще не спали.

На стук вышел Геллус, непривычно взъерошенный.

— А, господин Ренфорд, — сказал он рассеянно, словно приход гостя в столь позднее время не казался ему чем-то из ряда вон выходящим. — Обе леди сейчас наверху.

Грантайре сидела за тем же столом, что и днем, уткнувшись в нечто, напоминавшее подобие ветхой тетради. Знакомый фолиант, отодвинутый в сторону, был также раскрыт. Скорость, с которой молодая женщина водила пальцем по строчкам, казалась невероятной — шуршал и страницы, она даже не подняла головы. Однако госпожа Присциан, стоявшая возле двери, тут же повернулась к вошедшему.

— О, господин Ренфорд! Я рада вас видеть!

— Простите мой поздний визит, но…

Вдова знаком велела гостю умолкнуть. Она взяла его за руку и повела в глубь кабинета — к столу.

— Не надо слов. Ее изыскания все извиняют… — Пожилая дама застыла, предоставляя гостю распоряжаться собой.

— И… и что же вы обнаружили? — спросил Лайам с запинкой.

Грантайре не ответила. Она вскинула руку, призывая к молчанию, и стала водить пальцем еще быстрее. Чернила записей поблекли от времени, бумага похрустывала, переплет изучаемого труда развалился, однако Грантайре обращалась с кипой листов, как с книгой, очень бережно переворачивая страницы — одну за другой.

Лайам склонился к столу. Волшебница беззвучно шевелила губами, ритм ее дыхания соответствовал ритму скольжения пальца, а встрепанная прическа мешала наблюдателю что-то прочесть. Он смог разобрать лишь выведенное твердым мужским почерком имя Эйрин, мелькающее на каждой странице, и понял, что его догадка верна.

«Так… Значит, я еще на что-то способен!» — подумал Лайам и отошел от стола. Значит, причина беспокойства Грантайре — действительно Эйрин. Но… какова вероятность ошибки… теперь уже с ее стороны? Людям свойственно ошибаться, и если она ошибается, то… Может, спросить у Фануила, могут ли ошибаться магессы, впрочем, вряд ли дракончик об этом осведомлен. Тем временем Грантайре прижала одну из страниц книжки пальцем и принялась перелистывать фолиант, потом нашла то, что искала, и стала сравнивать записи.