Догоняй! - Анатолий Уманский

собственной биографии, он незаметно переходил на воспоминания о детстве. Он рассказывал детям об отце, который работал учителем истории, а в свободное время собирал различные сказки; о матери-домохозяйке, увлекавшейся фотографией; о сестре, которая выписывала научно-технические журналы и ходила в школу в рабочих брюках и мужской рубашке, но все равно не имела отбоя от поклонников. Его семейка вся состояла из противоречий.

Ему казалось, что они понимают… пусть даже не слова, но выражение его лица, интонацию… Когда речь заходила о семье, он говорил мягче, спокойнее, и черные рожицы расплывались в довольных улыбках.

– Папаша сейчас не захотел бы меня видеть. И не увидит: я не помню, как зовут этого мудака и где он живет. Если он вообще еще жив. Да и черт с ним. А вот с сестрицей я бы повидался. Хотя не стоит, наверное.

Случилась, значит, та заваруха, как ее… Словом, та заваруха. Я там малость перегнул. Но эти партизаны! Они вытворяли с нашими такое, что я решил: почему бы не угостить этот народишко его же лекарством? И попал во все газеты – есть чем гордиться! Чудом избежал трибунала. Из армии пнули. После такого домой носу не покажешь. Не из-за папаши… Плевать я хотел на этого идиота. Из-за сестры. Не поверите, но я не смог бы посмотреть ей в глаза. Тут по всей стране начали открываться частные военные компании – просекли, что много нашего брата слоняется без дела и рвется обратно в строй. Я записался в первую попавшуюся. Набирали туда молодняк, тупой и злобный, зачастую прямехонько из-за решетки, а я делал из этих придурков годных бойцов. Нормальные солдаты удачи меня и моих парней за последнюю мразь держат. Но знаете что? Срать я на них хотел. Мы высаживались, зачищали и сматывались, а нанявший нас царек потом публично лил крокодиловы слезы по нескольким десяткам погибших подданных. Никакая ООН не могла взять его за жопу, а это дорогого стоит, верно?

Обычно в конце своих речей он сбивался и городил полную околесицу; он знал, что хочет донести до не понимающих его слушателей, но выразить не мог. И тогда он начинал выкрикивать проклятья вперемешку с отборной бранью, и детишки разбегались со смехом. А Полковник, успокоившись, шел на берег, где смотрел, как покрасневшее, будто от стыда за его поведение, солнце садится в океан, а ленивые волны облизывают песок.

Так незаметно проходили дни. Полковник потерял счет времени и решил, что время остановилось вовсе. Его это совершенно устраивало.



Незнакомец явился на исходе ночи, когда краешек солнца прорезался из-за горизонта и окрасил небо в нежно-розовый цвет. Он вышел из-за деревьев и остановился метрах в десяти от Полковника. Полковнику той ночью плохо спалось: во сне он ел мороженое, отдающее рыбой. Шороха песка под ногами пришельца оказалось достаточно, чтобы его разбудить, и, проснувшись, он сразу учуял рыбный дух.

– Гадость, – пробормотал Полковник, с трудом разлепляя запекшиеся веки. Его мутный взгляд тут же упал на незваного гостя. – А ты еще кто такой?

Несмотря на то что незнакомец стоял на открытом месте, его скрывала глубокая тень. Полковник смог лишь разглядеть, что одет мужчина в военную форму, руки держит на бедрах, на голове красуется черный берет. Гость был крепко сбит и широк в плечах – во всей его фигуре сквозило непонятное и неприятное сходство с фигурой самого Полковника. Тот содрогнулся.

– Еще раз спрашиваю: кто таков?

– С добрым утречком, сэр Джон! – весело прокричал незнакомец и вскинул руку в приветствии. – Чертовски рад видеть тебя после стольких лет!

Полковник сел, отряхнул от песка ладони и произнес:

– Не знаю, кто ты такой, но ты чего-то попутал. Меня зовут не Джон. Я не помню, как меня зовут, но точно не Джон, и тебя я вижу впервые.

– О, но ведь мы знакомы уже давно! – воскликнул незнакомец. – Давным-давно, когда свиньи пили вино, а мартышки жевали табак, а куры его клевали.

– И от этого жесткими стали… – прошептал Полковник. Он вспомнил сказки, которые в совсем уж сопливом детстве читал ему вслух отец. Так начиналась история про трех поросят.

– Так точно! – воскликнул незнакомец. – Хотя я, разумеется, из другой сказки. Вижу, мозги у тебя не совсем превратились в кашу. А то мне даже было немного совестно, хотя свихиваться ты начал задолго до той встречи со мной.

– Что?!

– Кстати, спасибо за берет. Славный берет! Я использую его в своей… человеческой ипостаси. Он мне идет, да? Ты потерял, я подобрал.

Он достал из кармана сигарету, сверкнула вспышка; Полковник готов был поклясться, что незнакомец высек огонь из пальца. Он поднес сигарету к скрытым в тени губам, и огонек выхватил из темноты краешек его лица, отразился в огромном, немигающем, будто из стекла отлитом глазу. Полковник охнул и вскочил.

– Ты! – выдохнул он. – Нет, кажется, я уже совсем…

– Почему? – спокойно спросил незнакомец. – Все верно: это меня ты встретил тогда в океане. Но на самом деле, друг мой, мы встречались с тобой много раньше. А имя твое – сэр Джон Лэмбтон, и я имел удовольствие сразиться с тобой на реке Уир, давным-давно, в туманном Альбионе. В тот раз мы с тобой не поладили, и все закончилось плохо. Похоже, нам обоим выпал еще один шанс.

Полковник засмеялся:

– Вот оно что! Да ты еще больший псих, чем я. Я родился в семье учителя, а «сэром» меня называли только солдаты.

– Ты, мой друг, – сказал незнакомец, – Джон Лэмбтон – и точка. Потому что я так сказал.

– А ты…

– Аз же есмь червь, – произнес незнакомец. – Змей, дракон, зови как хочешь. Разве не слышал, что мы умеем принимать человеческий облик?

– Червь, значит? – сказал Полковник. – И чего же ты хочешь? У тебя ко мне какой-то счет?

– Счет? – искренне удивился гость. – Разве мы с тобой не одно целое? Я появился на свет, когда ты подглядывал за сестрой в душе и теребил свой причиндал…

Полковник побагровел.

– …и был тогда размером с него, хотя мне и неприятно такое сравнение. Кстати, помнишь, как она тогда двинула тебе в глаз? Но я рос! С каждым новым твоим подвигом. К твоим шестнадцати я был длиной с неплохого гремучника. Думал, таким и останусь. Но ты решил, что мирное бытие не для крутых парней, и началась настоящая жизнь! Сейчас я могу повелевать ураганами и штормами, насылать цунами и устраивать землетрясения. У меня нет причин ненавидеть тебя: ты сделал меня таким. Смотри!

Он поднял руку, щелкнул пальцами, и Полковник, цепенея от ужаса, увидел, как