Пророчество Черной Исабель - Сьюзен Фрейзер Кинг

– Что вы, да они поступили бы точно так же, окажись на моем месте любой из них! – Лицо Маргарет просветлело. – Знаете, почему я предпочла общество мужчин? Потому что мне нравится их отвага, взаимовыручка, свободолюбие и сила. Я обожаю стрелять из лука и носить мужскую одежду, хотя по настоянию Ральфа сейчас ношу платье. Он его специально для меня заказал. – Она погладила тонкую шерсть, облегавшую ее грудь. – Красивое, верно? Я все-таки женщина… И единственным, кто это заметил, был Ральф. Он говорит, ему нравится, что я такая большая, сильная и неукротимая. – Она пожала плечами. – Может, я зря поддалась его чарам, но мне так приятно было чувствовать его внимание, заботу… Правда, это продолжается слишком долго, – она скорчила гримаску. – Уже хочется на волю.

– Я очень хорошо вас понимаю, – кивнула Исабель. – Надеюсь, большинство женщин пользуются должной свободой и уважением в своих семьях, но я этим похвастаться не могу: всю свою жизнь я провела в четырех стенах под неусыпным надзором отца и духовника, не зная ни настоящей жизни, ни любви. Удивительно: я обрела свободу, только став заложницей, и, сказать по правде, сейчас завидую вашей вольной жизни в лесу с Джейми. Если бы он позволил мне остаться с ним, я была бы счастлива.

– Да, Джейми не из тех мужчин, которые тиранят женщин, – поддержала ее Маргарет и хихикнула: – Еще бы, ведь его воспитала тетя Элис! – Потом она добавила уже серьезно: – Не обижайтесь на него, он просто стремился защитить вас от невзгод, вот и отослал.

– Он считает, что мой пророческий дар может быть полезен людям, – со вздохом согласилась Исабель. – И еще он уверен, что я хочу иметь такой дом, как этот.

– Он прав?

– Мне все равно, где жить, я просто хочу быть с ним рядом… – У Исабель перехватило горло и голос сорвался.

– О, Исабель, если бы я только знала… – покаянно протянула Маргарет. – Простите, что во дворе я была с вами груба. Ральф назвал вас своей невестой, вот у меня кровь и взыграла. – Она задумчиво посмотрела на собеседницу. – Думаю, Джейми от вас без ума.

– Не надо извиняться, – робко улыбнулась прорицательница, – вы ни в чем не виноваты. Я собираюсь разорвать помолвку с Ральфом… – Она помолчала и спросила: – Вы его любите?

– Нет, – покачала головой Маргарет. – Он, правда, хорошо ко мне относится, но держит меня здесь силком. Говорит, что никогда меня не отпустит, я даже не могу выйти из замка.

– Почему?

– Днем с меня не спускает глаз охрана, а по ночам он привязывает меня за ногу к кровати. Иногда привязывает и среди бела дня.

– Он держит вас на привязи, как дикое животное? – не поверила своим ушам Исабель.

– Как пленницу, – поправила ее Маргарет. – Каковой я, по сути, и являюсь, ведь меня захватили в бою англичане. Но вы поймете, почему я предпочла постель Ральфа, если представляете себе, что такое тюремный каземат.

– Маргарет, помогите мне увидеться с Джейми, – попросила Исабель.

– Гм… попробую. Если Ральф разрешит мне навестить кузена, я уломаю стражников пропустить нас обеих.

Исабель облегченно вздохнула и посмотрела на дверь.

– Как вы думаете, Ральф скоро придет? – спросила она. – Он обещал мне встречу с отцом после того, как мы поговорим. Я очень волнуюсь за отца: Ральф сказал, что ему нездоровится. Вам о нем что-нибудь известно? Его зовут сэр Джон Сетон, он здесь в гостях.

Прекрасные глаза Маргарет помрачнели.

– Сэр Джон Сетон ваш отец? – спросила она. – Господи, ну, конечно, как же я раньше не сообразила! Если так, то у нас появилась еще одна причина во что бы то ни стало пробраться в каземат.

По спине Исабель пополз холодок.

– Какая? – спросила она.

– Ваш отец там, – ответила Маргарет. – Несколько месяцев назад Ральф забрал его из Карлайлского замка вместе со мной и Джейми.

Темный зыбкий поток, в котором плыл, плавно покачиваясь, Линдсей, заволокло серой мглой, и Джеймс очнулся. Он приоткрыл глаза, но не увидел ничего, кроме блеклой пелены. Обессиленный, он опять смежил веки и попытался вернуть ощущение покоя, рождавшегося из колыхающейся глубины, но почувствовал только пронизывающий холод и сырость.

Он понял, что сидит на сырой соломе, прислонившись к влажной каменной стене. Чуть отодвинулся – громыхнули тяжелые железные браслеты на цепи. От соломы тошнотворно несло гнилью.

Линдсей открыл глаза. Он находился в холодном полутемном каземате.

Вместе с сознанием вернулась и боль: раскалывалась голова, ныли челюсти и разбитый рот; левый глаз опух и заплыл; сразу стало трудно дышать – похоже, сломано ребро. Так бывает, когда человека долго и упорно избивают…

Линдсею смутно вспомнился лязг железа, обрушившегося на металлический капюшон, – после этого и наступила темнота… Кажется, было еще что-то. Но что? Джеймс забыл.

Он со стоном выпрямился и, превозмогая страшное головокружение, осмотрелся. В полумраке поблескивали сырые каменные стены, узкое окно под потолком, напоминавшее скорее щель, пропускало внутрь не столько свет, сколько холод; на земляном полу валялись редкие кучки соломы; на противоположной стене зиял стрельчатый дверной проем, забранный толстой решеткой, за ней темнела сложенная из грубо обтесанного камня стена коридора, отражавшая пляшущие отсветы невидимого факела. Линдсею показалось, что он когда-то это уже видел. Из коридора не доносилось ни звука.

Он подался вперед, и цепь ручных кандалов, продетая во вмурованное в стену кольцо, натянулась. Он оглядел себя: тюремщики оставили ему сапоги, но оружие и доспехи, разумеется, исчезли; на лодыжках тоже оказались кандалы, их соединяла цепь такой длины, чтобы можно было идти.

Если только у него будут силы… Джеймс застонал: болело все, казалось, на нем не осталось живого места. Но самой ужасной была головная боль, она просто убивала. Он откинулся назад и облизал пересохшие губы, а потом, собравшись с силами, снова посмотрел по сторонам.

На этот раз в темном углу в нескольких футах от себя он заметил оборванного человека в кандалах и на цепи, как и он сам. Тощий – кожа да кости, мертвенно-бледный, со сбившимися в колтун седыми космами, незнакомец казался древним, выжившим из ума стариком. Но вот их взгляды встретились, и в бледно-голубых глазах второго узника зажегся огонек понимания.

– Имя? – прохрипел он.

Джеймс молчал, не зная, что сказать. У него определенно было имя, но какое? Он задумчиво осмотрел сырые стены, свои закованные в железо ноги, гнилую солому, испачканные запекшейся кровью руки, лежащие на коленях. Какое же у него имя?.. «Ну же, вспоминай!» – приказал он себе, напрягая память. И оно явилось из небытия.

– Джеймс, – обрадованно представился он. – Меня зовут Джеймс Линдсей.

– Сокол Пограничья?

Джеймс подумал, вспоминая, и кивнул.

– Господи Иисусе… – пробормотал незнакомец, качая головой.