Владыка ледяного сада. В сердце тьмы - Ярослав Гжендович

– Как нефиг делать, – просопел Вуко.

– И что теперь?

– Помолимся, – серьезно сказал Драккайнен.

Они сидели. Краб метался по двору, рубя все, что попадалось на пути. Судя по звукам, раззадорился на деревянную бочку.

– А если он сюда влезет? – спросила Цифраль, умело скрывая нотку истерии.

– С его-то строением? Да ни в жизнь. Ты когда-нибудь видела цыплят, лазающих по стенам?

Внизу раздался дикий визг. Краб вдруг принялся метаться в диком танце по всему плацу, столкнулся со стеной, потом со спокойно стоящей двуколкой и порубил ее в щепу.

– Что это было?

– Мой шершень. Я сделал шершня. Если мне удалось, он нафаршировал цыпленка нейротоксинами. Не знаю, получилось ли, не было времени. Не знаю, что оно такое. Я хотел осу, вышел шершень. Да еще и странного какого-то цвета.

– Ты не создавал живой организм, – сказала она. – Это слишком тонко. Скорее всего, просто мутировал что-то местное. Это действует по минимальной линии сопротивления, помнишь?

– Да jebal to pas, абы работало.

Отчаянный крик со дворища сверлил уши. Несчастный краб катался по земле, упав навзничь и молотя вокруг руками. Над его крутящейся уродливой фигурой поднималась туча пыли.

Продолжалось это долго, но все же стихло.

Тварь лежала почти неподвижно, только чуть-чуть шевеля одной конечностью.

Драккайнен соскользнул с крыши, несмотря на протесты Цифраль, подошел к своему оставленному мешку и забросил его за спину.

– Пойдем.

Они были уже в воротах, когда со стороны лежащей твари донеслись всхлипы, затем невнятный стон. Не страшный визг ошалевшего компрессора, а всхлип ребенка. Сдавленный под стальной скорлупой шлема типа «жабья морда».

– Perkele Saatani vittou, – рявкнул Драккайнен.

– Нет, прошу, – сказала Цифраль.

– Zaszto ja sem takavi glupan! – процедил он. – Głupši ko turski kurač!

Повернул и подошел к лежащей твари. Поднял с земли отрубленное дышло, которое превратилось в жердь, и крепко ткнул самым кончиком. Ему ответил слабый писк.

Драккайнен подцепил туловище и перевернул краба спиной вверх. Подождал немного, но ничего не происходило.

Он подошел ближе и осторожно ткнул в тело кончиком меча. Одна из рук слабо царапнула землю – и только.

Отвратительно ругаясь по-фински, Вуко нашел соединение плит, всунул туда клинок, поддев края. Железо заскрипело, Драккайнен стиснул зубы и охнул от усилия. Плохая заклепка с треском уступила, отстрелив головку; следующая поддалась легче, другие держались еще слабее.

Разведчик раскрыл плиты брони, частично отгибая их наружу. Изнутри вырвался отвратительный сладковатый запах. Вуко отскочил на несколько шагов, захлебываясь кашлем.

Внутри панцирь был заполнен овальными моллюскоподобными пластами отекающей слизью ткани, прикрывавшей свернувшееся внутри бледное, дрожащее тельце. Где-то позади склизкого плаща вспухала гигантская пурпурная опухоль, раскидываясь во все стороны, как присосавшийся осьминог.

Сдерживая тошноту, разведчик сплюнул в пыль густой слюной, поддернул рукава и сунул руки в панцирь. Ему удалось засунуть ладони под скользкий плащ резиноватой ткани и нащупать человеческую кожу, но что-то мешало. Он раздвинул пласты сильнее и увидел гофрированные прозрачные трубки, входящие в рот и во все отверстия тела запертого внутри существа, пурпурные клубы трубочек, воткнутых под кожу вдоль хребта.

Он вынул нож и снова погрузил руки в чуждую ткань, чтобы осторожными разрезами извлечь наружу плененного маленького человечка.

Ему дважды приходилось отходить в сторону, чтобы отдышаться, плевками освобождая рот от избытка копящейся слюны и пережидая спазмы глотки.

Слизнеподобные мышцы наконец уступили с отвратительным чавканьем. Драккайнен схватил маленькое тельце под мышки и вытянул наружу.

Помещенный в краба ребенок был больше, чем он полагал.

Девочка.

Подросток, может, лет тринадцати. Безволосая, покрытая слизью, со следами воткнутых под кожу щупалец, набрякшими, словно язвы. Ее била резкая дрожь, а может, это были судороги.

Он положил девочку на землю, осторожно коснулся ее шеи.

– Пульс ровный, – заявил. – Ускоренный, но без аритмии.

Поднял ей веки, но увидел только огромные ореховые радужки, полностью заполняющие глаза. Выругался.

Отнес ребенка под колодец и обмыл несколькими ведрами воды, аккуратно убрал охвостья дренажей, торчавших под кожей как пурпурные пиявки.

Девочка перестала трястись и вдруг села, ее обильно стошнило слизью. Кашляла минутку, потом открыла глаза.

– Воды… – простонала.

Драккайнен присел и поднял ведро так, чтобы она смогла напиться.

– И что теперь? – спросила Цифраль безжалостно холодным тоном. – Приручишь ее? Или обождешь, пока подрастет?

– Дам ей плащ и отпущу. Не могу с ней нянчиться.

– Она столкнется со Змеями, и те упакуют ее в следующего краба. Какой смысл?

– Я хочу к Змею… – пробормотала девочка. – Почему нет музыки? Мне так холодно…

– Ну вот. Хочет к Змею, – буркнул Драккайнен.

– Вуко… – прошептала Цифраль.

– Нет, – сказал он с ноткой ярости в голосе. – У всего есть свои пределы. Этого я точно не сделаю. Я решил. Я не святой, но и не чудовище. Не для того ее вытаскивал.

– Вуко…

– Я человек и намереваюсь сохранить человечность. Иначе я сбрендю. Или превращусь в такого же скота, как он.

– Вуко… Село… Туман идет…

Драккайнен поднял глаза и посмотрел на дома. Что-то изменилось. Опускались сумерки, между домами заструился холодный туман. Он вился клубами, похожими на щупальца, а понизу, у земли, взблескивал радужный отсвет, как бриллиантовый иней.

– Ходу! – крикнул Драккайнен. Схватил девочку за руку, перебросил ее через шею, прихватив на бегу свой мешок, и погнал в сторону леса.

Бежал долго, пока селение не осталось далеко, а сам совершенно не выбился из сил.

* * *

Малый костерок горит в скальной нише, безопасно скрытый от любого взгляда. Треугольная ниша в стене заслонена скалами по бокам, сверху же я поставил крышу из жерди, прикрытой слоем свеженарезанных веток горной сосны.

Я сумел унести ее почти на километр.

Почти километр бега по пересеченной местности, сквозь дикий лес, со скулящим двадцатипятикилограммовым грузом, переброшенным через плечо.

Потом я волок ее через лес.

Она уже идет своим ходом, но непросто представить себе более обременительного спутника. Если я ее отпускаю – убегает. Недалеко. Как мышь. Находит первое попавшееся дерево, скалу, обомшелый ствол, втискивается в самый узкий уголочек и сворачивается в нервный клубок. Все время всхлипывает и дрожит.