Освобожденный любовник - Дж. Р. Уорд

— Я запечатаю ранку, хорошо?

Она кивнула, и он наклонил голову. Он нежно провел языком по ранкам, закрыл глаза и потерялся в ее аромате. В следующий раз, он хотел оказаться между ее ног и прокусить вену на внутренней стороне бедра, он хотел впиваться в ее вену в этом месте, чтобы попеременно сосать ее кровь и облизывать ее плоть.

Он наклонился в сторону и включил душ, затем стягивая, расстегнул рубашку, что была на ней. Ее грудь была прикрыта белым кружевом, розовые кончики просвечивали сквозь манящий узор. Наклонив голову, он всосал один сосок сквозь тонкую ткань, и был вознагражден движением ее руки, зарывшейся ему в волосы, и стоном, вырвавшимся из ее горла.

Он зарычал, его ладонь скользнула между ее ног.

То, что он оставил после себя, теперь было на внутренней стороне ее бедер, и хотя это делало его примитивным ублюдком, он желал, чтобы оно там и оставалось. Ему хотелось оставить эту частичку себя на прежнем месте и добавить еще больше внутрь нее.

Ах да, инстинкты связанного мужчины. Он хотел, чтобы она носила его, как свою собственную кожу: везде, по всему телу.

Он снял с нее бюстгальтер и поставил под душ, придерживая за плечи и подставляя под струи воды. Затем вошел сам, его пижама мгновенно намокла, ноги ощущали гладкий мраморный пол. Проводя руками по ее волосам и убирая короткие белокурые пряди с ее лица, он посмотрел ей в глаза.

Моя.

— Я еще тебя не поцеловал, — сказал он.

Она выгнула спину, прижавшись к его груди, чтобы удержать равновесие, именно так, как ему и хотелось.

— Нет, в рот — нет.

— Можно?

— Пожалуйста.

Черт, взглянув на ее губы, он занервничал. Что было так странно. В его жизни было столько секса, всех возможных видов и комбинаций, но перспектива поцеловать ее по-настоящему, стерла все это начисто; он стал девственником, которым никогда не был, неумелым и нерешительным.

— Ну, так ты сделаешь это? — спросила она, когда он остановился.

О… черт.

С улыбкой Моны Лизы она положила ладони ему на лицо.

— Иди сюда.

Джейн притянула его к себе, наклонила его голову и коснулась его губ. Тело Вишеса задрожало. Он и прежде ощущал силу… его собственную силу в своих же мускулах, силу своей проклятой матери над его судьбой, силу короля в своей жизни, своих братьев в бою… но никогда никому он не позволял одолеть его.

Джейн одолела его сейчас. Она полностью его контролировала, нежно обхватив руками его лицо.

Он притянул ее ближе и прижался к ее губам, это единение было сладким, раньше ему казалось, что он никогда не захочет подобного, а уж тем более — не станет преклоняться перед этим. Когда они оторвались друг от друга, он намылил ее округлые изгибы, затем смыл пену. Взбил шампунь в ее волосах. Вымыл между ног.

Заботиться о ней было почти так же, как дышать… автоматическая функция его тела и мозга, о которой он даже не задумывался.

Он выключил воду, обтер ее досуха полотенцем, поднял на руки и понес обратно в постель. Она растянулась на его черном одеяле, вытянув руки над головой и слегка разведя ноги, лишь порозовевшая женская кожа и мускулы.

Джейн смотрела на него из-под полуприкрытых век.

— Твои штаны намокли.

— Да.

— Ты твердый.

— Так и есть.

Она выгнулась на кровати, по ее телу от бедер до грудей прокатились волны.

— Ты собираешься что-нибудь с этим делать?

Он обнажил клыки и зашипел.

— Если ты мне позволишь.

Она отвела одну ногу в сторону, и роговица его глаз едва ли не начала кровоточить. Ее лоно блестело, и вовсе не от душа.

— По-твоему, это похоже на «нет»? — спросила она.

Он сорвал свои штаны и через мгновение оказался на ней, целуя ее долго и глубоко. Он приподнял бедра, принимая удобное положение и погружаясь в ее глубину. Она была так хороша сейчас, наяву, а не во сне. Когда она кончила для него один раз, второй… и еще снова… его сердце разлетелось на тысячи осколков.

Впервые он занимался сексом с кем-то, кого любил.

Вишес впал в мгновенную слепую панику от этого открытия. Как, черт его подери, это могло случиться?

Но ведь это его последняя… ну, единственная… возможность любить, не так ли? И она ничего не вспомнит, так что все в порядке — в конце ее сердце не будет разбито.

К тому же… хм, отсутствие у нее воспоминаний будет безопасным и для него тоже, не так ли? Почти как той ночью, когда они с Рофом упились, и Ви рассказал о своей матери.

Чем меньше людей о нем знает, тем лучше.

Но, черт возьми, почему грудь болит при мысли о стирании памяти у Джейн?

Господи, она так скоро уйдет.

На Другой Стороне Кормия вышла из храма Праймэйлов и ждала, пока Директрикс закроет огромные золотые двери. Храм располагался на возвышенности, позолоченной короной украшая небольшой холм. Отсюда как на ладони была видна вся территория Избранных: белые здания и храмы, амфитеатр, дорожки, выстеленные коврами. Участки между шедеврами архитектуры были покрыты стриженной белой травой, которая никогда не росла и никогда не менялась. Как обычно, линия горизонта была едва видна, лишь размытая белая полоса границы леса где-то вдали. Единственным цветным пятном выделялось бледно-голубое небо, но даже оно как будто растворялось по краям.

— На этом закончим твой урок, — сказала Директрикс, снимая с шеи изящную цепочку с ключами и запирая двери. — По традиции, для начала ты должна присутствовать на ритуалах очищения, мы придем за тобой. До этого времени ты должна думать об оказанной тебе чести и о том, как ты можешь услужить на благо всем нам.

Эти слова были сказаны таким же жестким тоном, каким Директрикс описывала то, что Праймэйл сделает с телом Кормии. Снова и снова. В любое время, когда он только пожелает.

Глаза Директрикс горели расчетливым огоньком, когда она вернула ожерелье обратно на шею, и ключи мелодично зазвенели у нее между грудей.

— Прощай, сестра.

Когда Директрикс спускалась с холма, ее белое одеяние сливалось с землей и окружающими зданиями — очередное белое пятно, различимое лишь потому, что оно двигалось.

Кормия прижала ладони к лицу. Директрикс сказала ей — нет, она пообещала, — когда Кормия возляжет под Праймэйла, это будет очень болезненно, и Кормия ей верила. Красочные подробности были шокирующими, и она боялась, что не сможет пережить брачную церемонию, не сломавшись, чем навлечет позор на всех Избранных. Как их представительница, Кормия обязана была выполнить то, что он нее ожидали, с достоинством, или же она запятнает и полностью осквернит почтенную традицию, которой служила.