Как жить с французом? - Дарья Мийе

Когда швы были сняты, мне не без оснований показалось, что мы стали заложниками нашей квартиры еще надолго. Дело в том, что по французскому законодательству уведомлять домовладельца о желании съехать нужно за три месяца. Хозяин нашей квартиры, почтенный рантье, живущий в вилле на Лазурном Берегу и посещающий Париж только ради визита к гастроэнтерологу, страшно опечалился, узнав, что мы собираемся его покинуть. Это сулило ему много лишних телодвижений. Поэтому, когда Гийом предложил самому заняться поисками следующих арендаторов, мсье возликовал и долго его благодарил.

Гийом предложил это, конечно, не из человеколюбия — просто мы мечтали переехать гораздо раньше, чем истекут положенные три месяца. Мы надеялись быстро найти новых жильцов для нашей больной квартиры и, черкнув им на листке распорядок приема лекарств, удалиться в новую жизнь.

Однако пересдать нашу квартиру, несмотря на невысокую арендную плату и прекрасное расположение, оказалось непросто. Туда не желали въезжать ни друзья, ни друзья друзей, ни дальние знакомые друзей друзей: за год, проведенный здесь в статусе семьи, мы так живописали наши страдания, что эхо о них докатилось до самых дальних окраин нашей социальной сети. Люди, приходившие по объявлениям, сразу чувствовали неуверенность в наших голосах, когда мы рассказывали о ее скромных достоинствах.

К концу первого месяца поисков мы научились хорошо врать.

— Здесь тихо? — спрашивал нас нервный юноша с симптомами начинающейся шизофрении.

Мы согласно кивали.

— Здесь не дует? — спрашивала худосочная студентка, закутанная в шарф по самые глаза.

Мы мотали головами и, не сговариваясь, совершали рокировку, чтобы прикрыть спинами вентиляционные решетки в оконных рамах.

К концу второго месяца поисков мы потеряли всякую совесть. Оно и понятно, ведь нам пришлось платить за обе квартиры — ту, которая нас ждала, и ту, которая не позволяла нам ее покинуть.

— Здесь тепло? — спрашивала мама с младенцем на руках.

— Даже жарко, — уверяла я, оттягивая ворот шерстяного свитера.

— Здесь сухо? — спрашивал старик, наверняка страдающий ревматизмом.

— У нас всегда был включен увлажнитель воздуха, — не моргнув глазом, отвечал Гийом.

В моральном падении мы коснулись дна и уже готовы были предложить небольшое вознаграждение смельчаку, который рискнет вселиться в наше антисанитарное логово. Но однажды вечером Гийом пришел с работы навеселе. Его ботинки отстукивали чечетку, а губы расплывались в самодовольной улыбке.

— У меня прекрасная новость! — возвестил он с порога. — У Лорана и Мариэль обвалилась крыша!

— Э-э… они живы? — взволнованно спросила я, забыв, какими словами только что собиралась его честить.

Гийом сдвинул брови, не вполне поняв вопроса:

— А что с ними станется? Не просто живы, но еще и в спешке ищут квартиру! У них же вся мебель деревянная, а ноябрь обещают еще дождливее октября. Ты понимаешь, что это значит?!

— Уррра! — Я бросилась к нему на шею. — Господь нас услышал!

— Ну, про дожди, положим, это я Лорану приврал, Господь тут ни при чем, — пробурчал Гийом мне в плечо, и в голосе его слышалась гордость.

— Ты у меня просто гений, — воскликнула я и крепко поцеловала его. — Спаситель! Так когда мы съезжаем??

* * *

У Мигеля Габаро сложная и интересная судьба. Он сбежал с Кубы, женился на японке, приехал во Францию и открыл здесь ресторан итальянской кухни, где делают лучшую пиццу в Париже, да и во всей Франции… даже в большинстве ресторанов самой Италии. При этом Мигель не устает повторять, что его любимый язык — русский, который он учил в кубинской школе. Каждый наш ужин у Мигеля начинается с небольшой лингвистической тренировки: принимая заказ, он просит меня называть предметы мебели и приборы по-русски и счастливо подмигивает стоящей неподалеку жене: «Вот видишь, я так и говорил, что это с-т-о-о-о-л, а не сти-и-и-ил!» Сегодня пицца была посолена слезами: мы сообщили Мигелю, что через две недели переезжаем и наведываться будем реже.

— О нет, прощайте, мечты снова заговорить по-русски! — заламывал руки Мигель, и его пухлые губы дрожали от неподдельной горечи.

«Снова» в этой фразе — явная гипербола. Хотя мы ужинаем у Мигеля раз в неделю на протяжении многих месяцев, знание его русского за это время не улучшилось. И вряд ли оно когда-то было удовлетворительным.

— Мигель, я знала, что ты расстроишься, и решила сделать тебе подарок. — Я вытянула из сумки папку. — Здесь все подписи по-русски. Это почти как букварь.

В папке лежали семь рисунков, изображающих важные моменты в жизни семьи Габаро — от побега с Кубы (лодка с гребущим руками Мигелем удаляется от острова, на котором беснуются в вечной румбе крутобедрые женщины с сигарами, а вслед ему с развевающегося флага строго глядит Фидель) до рождения младшей дочки (младенец в растерянности ползает по карте мира, выбирая, какое место назвать домом). Давно нужно было подарить Мигелю что-нибудь, что заставило бы его задуматься о декоре помещения. Потому что если у него безукоризненный вкус в кулинарии, то в оформлении интерьера он подкачал. Стены его душевного заведения были выкрашены в больнично-зеленый цвет, при взгляде на который даже тирамису начинало горчить.

— Я подумала, ты мог бы развесить их по стенам ресторана. Если тебе понравится, конечно.

— Спасибо, ийето ошень красииииво! — с усилием проговорил Мигель по-русски.

— Теперь ты будешь меньше по нам скучать? — спросила я.

Глаза Мигеля увлажнились, он сгреб нас троих в охапку своими большими, сильными руками пиццайоло.

— Я уже по вам скучаю, — протрубил он, переходя на более привычный французский. — Особенно по моему преподавателю русского. Спасибо! Это так здорово, что ты нарисовала. Ужин за счет заведения!

Я видела, что у Гийома подрагивают губы, и сама уже готова была прослезиться. Надо будет сделать прощальные картинки также Джамелю, держателю ночного ларька, индусам из ресторана напротив, продавцу велосипедного магазина и директору турагентства, располагающегося в нашем доме. Всем, с кем мы каждый день здороваемся по дороге от метро до подъезда.

* * *

— Смотри-смотри, гик[41]из квартиры напротив привел девушку!

— Да, я уже вчера видел. У нее красивая грудь.

— ???

— Она долго разглядывала ее в зеркало в ванной. Ну а я разглядывал ее.

Гийом ловко увернулся от летящего в него тапка.

— А что мне прикажешь делать! — воскликнул он. — Голая блондинка с пирсингом разглядывает свою грудь, я тут, понимаешь, глажу рубашки, как Золушка, в пол-одиннадцатого вечера. Должна же быть у меня хоть какая-то отрада.