Кто есть кто - Фридрих Незнанский

Водитель первого же «опеля» был бесцеремонно выброшен на землю, и боевики возобновили погоню. Направление движения определить было несложно. Не привыкшие к подобным зрелищам лихтенштейнцы как по команде смотрели в одну сторону, а на тротуаре выброшенный наконец Мажидовым таксист тряс за грудки молоденького полицейского, указывая рукой в сторону, куда скрылся угонщик. Завидев преследователей, он просто упал на тротуар и накрыл голову руками. Полицейский помахал своим значком, наивно полагая, что это произведет на всех отрезвляющее действие и порядок вмиг восторжествует. Но «опель» пронесся прямо по носкам его ботинок, и полицейский в положении лежа на спине присоединился к таксисту на тротуаре, изумленно хлопая глазами и крича в рацию:

– Центральная! Неосторожное вождение на Бисмаркштрассе.

А Мажидов уже выскочил за пределы гостеприимного Барцельса и мчался по трассе на север. Он довольно смутно представлял себе географию Лихтенштейна, но был твердо уверен, что рано или поздно он либо встретит полицейского, которому сможет сдаться, либо достигнет границы со Швейцарией или Германией, а там наверняка есть какой-нибудь пропускной пункт и парни с автоматами.

Однако преследователи снова повисли на хвосте, и, как ни старался Мажидов, на абсолютно ровной трассе оторваться от них не мог: их машина была явно мощнее.

Не снимая руку с клаксона, чтобы привлечь к себе максимум внимания, он пулей влетел в столицу княжества – Вадуц, но полицейских на улицах опять не было. Мажидов решил попетлять немного по городу, чтобы запутать следы, и помчался по каким-то переулкам. Но добрая половина улиц заканчивалась глухими тупиками, и приходилось возвращаться на исходную точку. После очередного неудачного маневра он, влетев в плотный ряд автомобилей, чуть не врезался в багажник своих преследователей.

Эльбрус увидел его сразу и, резко тормознув, стал сдавать назад, пытаясь выдавить Мажидова на тротуар. Мажидов тоже стал пятиться. Если бы машины шли на приличной скорости, то довольно быстро желто-черное авто сложилось бы гармошкой и его водитель был бы тривиально раздавлен. Но это же Лихтенштейн, где люди любят двигаться медленно и размеренно. Короче, в результате заднего тарана Эльбруса не привыкшие к таким фокусам европейцы образовали паровозик и стройненькой колонной, сцепившись бамперами, выехали задом на главную площадь города. Но что-то у них там не заладилось (видимо, кто-то в последних, вернее, первых вагончиках запаниковал), и состав распался.

Может быть, немногим из вас довелось испытать подобное ощущение, но могу уверить, что приятного в нем мало. Когда лезвие длиной пятнадцать сантиметров входит в мясо, да еще не куда-нибудь, а под пресловутое «пятое ребро», чувствуешь себя просто отвратительно. И даже не потому, что больно. Просто в этот момент становится по-настоящему страшно.

Впрочем, десятую долю секунды спустя я просто взвыл от боли. Потому что, как вы понимаете, я не стоял как столб, пока эта стерва втыкала в меня невесть откуда взявшийся в ее руках нож. Я моментально сделал вращательное движение, отчего острие изменило направление и, вместо того чтобы проникнуть дальше, скребнуло по ребру и, пройдя наискось, еще раз проткнуло кожу.

Секунды было достаточно, чтобы схватить Зою (теперь я в этом не сомневался) за запястье и вырвать у нее из руки нож. Однако при этом я сделал неловкое движение, и лезвие рассекло мою кожу.

Удогова отшатнулась. Конечно, не от страха. Просто испугалась, что хлынувшая из раны кровь зальет ее тряпки. Женщины всегда думают о своем прикиде – даже если вот-вот случится землетрясение.

– Правильно сделала, что отпрыгнула, – прохрипел я, пытаясь зажать пальцами рану, – кровь плохо отстирывается.

Она только криво улыбнулась и прошипела:

– Для тебя, сучонок, мне тряпок не жалко.

В сущности, положение мое было незавидным. Этот ночной клуб, в который я так опрометчиво приперся, наверняка кишел людьми, готовыми на все по ее команде. Некоторых я уже видел, и ничего хорошего их вид не сулил. А уж кокнуть человека, который сует свой нос куда не надо, вообще милое дело. Ну нет, ребята, этот номер у вас не пройдет. Не на того напали!

Прежде всего, конечно, нужно отрезать ей путь к двери. Кричать она вряд ли будет, а если и будет, то ее никто не услышит: в коридоре, судя по всему, пусто (на мое счастье, она сама приказала всем убраться), а в зале вовсю орет певица. Так орет, что на расстоянии вытянутой руки ничего не слышно.

Удогова рванулась к двери, но я оказался проворнее. Все-таки я не потерял свою физическую подготовку, просиживая штаны в юрконсультации No 10.

– Куда собрались, госпожа Удогова? – ехидно поинтересовался я, становясь между ней и дверью. – А я думал, мы с вами еще поговорим. Вы бы рассказали еще о ваших пристрастиях.

Судя по всему, Удогова шутить была не намерена. И молча, почти не изменив выражения лица, попыталась острым носком своей туфли заехать мне в пах. Расчет ее был верен – правой рукой я придерживал ручку двери, а левой зажимал рану. Поэтому от ее удара я должен был сложиться вдвое, а потом… Потом где-нибудь в подмосковных лесах обнаружили бы мой труп. Невеселая перспектива! Мне, во всяком случае, она совершенно не нравится.

Поэтому я изловчился и схватил Удогову за ногу. Она произнесла гортанное ругательство не по-русски и попыталась вырвать ногу. Это, понятно, у нее не вышло, поэтому ей ничего не оставалось, как прыгать на одной ноге, стараясь удержать равно-весие.

– Ну, Зоя Умалатовна, доставьте же мне удовольствие. Ваши ножки выше всяких похвал!

Я поднял ее ногу выше, так, что ей пришлось изогнуться, чтобы сохранить равновесие.

– Отпусти, – взвизгнула она.

– Я вижу, поза цапли вам не слишком по вкусу. Ну конечно – все-таки любовница главного банкира страны. Но уж простите – я должен принять меры предосторожности.

Судя по выражению ее лица, информация Турецкого оказалась точной.

Я резко крутанул ее щиколотку, и Удогова грохнулась на пол лицом вниз. Быстро наступив коленом ей на спину, я связал ее запястья своим брючным ремнем. Потом, дотянувшись до большого мотка скотча, очень кстати оказавшегося в комнате, я скрутил ее лодыжки и заодно заклеил рот.

– Еще раз прошу прощения, госпожа Удогова.

Она только дико вращала глазами и извивалась всем телом, которое даже в таком нелепом положении оставалось просто образцовым – как у фотомодели. И как у ее сестры. И опять я изумился их необыкновенному сходству.

Однако медлить было нельзя: каждую секунду сюда могли ворваться. Я снял пиджак, рубашку, наскоро заклеил тем же скотчем рану и снова оделся. Если не приглядываться, кровавых пятен можно и не заметить. Благо там, в зале, все мигает, сверкает и кружится. Но вот как пройти мимо секьюрити у входа? Они-то как пить дать заметят кровь.

Вдруг я заметил плащ Удоговой, который она кинула на стул, войдя в комнату. Конечно, он был совершенно женский, со всякими штрипками, пряжками и сборками. Но выбирать было не из чего. Напялив плащ, я решительно взялся за ручку двери.