Королевство Краеугольного Камня. Книга 2. Первеницы мая - Паскаль Кивижер

– Крестный. Сама же знаешь – это крестный принцессы.

– Ну а подробнее?

– Его зовут Гийом Лебель. Король назначил его капитаном, когда адмирал Дорек тронулся.

– Ну а еще подробнее, Филипп?

– Чего же еще?

Филипп интересовался только собственной персоной, а потому ничего не знал о сестре. Он даже не заметил, что сестра из скромной библиотекарши превратилась в цветущую молодую женщину.

– Это из-за него Элизабет попросила меня присматривать за Олафом? – спросила госпожа Отой.

– За Олафом?

– Это ее кот. Ты же знаешь, она никогда с ним не разлучалась. А теперь попросила меня забрать его с собой в Леса.

– При чем тут кот?

– Посмотри на этого человека, Филипп. Стоит приглядеться, и сразу все ясно.

Филипп тщетно разглядывал капитана.

– Неважно, – сдалась наконец госпожа Отой. – Сейчас пришлю к тебе отца. Он хотел сказать тебе пару слов.

– Только пару, не больше, – нервно усмехнулся заядлый волокита.

Отец в очередной раз прикажет ему возвращаться в Леса перенимать семейное дело. Филипп еще никогда в жизни не работал. Все вокруг считали его образцовым лентяем, а сам он себя – необыкновенным красавцем и соблазнителем, особенно после того, как вместо выбитых во время битвы с лесом зубов ему сделали протезы из чистого серебра. Теперь он сверкал улыбкой во все стороны; других занятий у него не было.

Но и с зубами и без них Филиппу даже не снилось столько внимания, сколько уделялось лепетавшей в люльке под ивой малышке, которая пускала пузыри и тянулась ручкой к кисейной занавеске от комаров. Мадлен сумела-таки просунуть в колыбельку погремушку с бубенцами, которую тайком спасла от королевского костра, чем гордилась. Гости встали в очередь, чтобы выразить принцессе свое почтение, и королева их вежливо принимала. Они видели в ней свою будущую правительницу, а Эма – лишь невосполнимую утрату. Девочка, мальчик, мальчик, мальчик: лучше им рассчитывать на мальчиков. Те смогут занять трон, надеть мантию, взять скипетр, но именно Мириам оставит в сердце матери незаживающую рану.

Тибо тоже не отходил далеко от колыбели, но искал взглядом Шарля с Матильдой. Столько лет они оплакивали свою дочь… И теперь должны первыми узнать, что она здесь, рядом, у них под носом. Наконец он заметил кузнеца с полной тарелкой закусок в руке, но при том не спускавшего глаз с Бенуа, разрезавшего жареную свинью. Гости толпились вокруг Бенуа, и он раздувался от важности, забывая, что они здесь ради свинины.

– Кузнец! – позвал Тибо.

Шарль решил, что его упрекнут за обжорство, и поискал, куда бы спрятать тарелку.

– Мне надо поговорить с тобой.

– Э-э, сир! Знаете, как говорят: пустой живот за двоих жует… а?

Но Тибо и не взглянул на его тарелку.

– Где Матильда?

Шарль указал туда, где его миниатюрная жена, вся в кружевах, обсуждала белье с белошвейкой. Тибо пригласил обоих в часовню и затворил за ними тяжелые кованые двери. Под сводами еще голубел дым ладана, мирно горели зажженные в честь Мириам свечи. Тибо подбирал слова не спеша и произносил их медленно. Он рассказал им о равноденствии, о женитьбе Альберика, о волках, о Стиксе и задранных овцах; о своей бороде и шрамах, о времени в Лесу. Матильда теребила юбку, Шарль спрятал свои семь пальцев поглубже в карманы, – вид у обоих был растерянный. Освободив их от тяжкого траура, король, быть может, взвалил на их плечи еще худшее бремя.

Он замолк, и в розовой часовне стало очень тихо.

– Иными словами, сир… – подытожил немного погодя Шарль, – Сидра – наша дочь.

– А Жакар – наш внук… – прибавила Матильда, думая, что лучше бы им был кто угодно другой.

– Вы и сами, выходит, теперь из нашей семьи, сир…

– А мы – из вашей…

– В общем, ваше величество, такого быть не может. Кто вам подал такую идею?

– Блез де Френель. И это крайне правдоподобно. Сидра появилась во дворце нежданно-негаданно, пришла из ниоткуда, в резиновых сапогах и оперном платье, с лексиконом в три слова и без малейших представлений о культуре. И даже спустя столько лет мы ничего о ней не знаем – только что она ест живых угрей, живет в полуразрушенной комнате и собирает неизвестные нашим аптекарям травы.

Прачка понурила голову. Она отдала лесу лепечущую малышку, а король возвращал ей ведьму. Стоит ли радоваться?

– Чего она хочет? – прошептала Матильда. – Что она делает здесь?

Тибо много бы отдал за ответ.

– Она вернулась выродить нам сумасшедшего принца, – сказал Шарль. – А еще устранить вашего отца и пошатнуть ваше правление, сир.

Тибо вздохнул. Кузнец не грешил против истины. Но был ли он прав? С Сидрой все так неоднозначно.

– Она ваша дочь, – подытожил он. – Я считал нужным вам сообщить. И прошу вас молчать об этом. Это семейная тайна. Нашей семьи. А теперь пойдемте, вернемся к гостям.

Он отворил тяжелые двери, и церковь залило полуденное солнце.

Снаружи на зеленой лужайке уже выстроились танцоры всех возрастов: с одной стороны мужчины, с другой – женщины. Увидев, что Лукас тоже встал в ряд, многие девушки поскладывали зонтики, поставили куда ни попадя бокалы и тоже заняли себе место. Вскоре женщины сомкнулись кругом вокруг мужчин, а те змейкой стали виться между дамами. Гвендолен на радостях перепутала, куда вставать, и совершенно естественно выплясывала в мужской цепочке. Лукас, изнывая от зноя, повесил камзол на ветку дерева и расстегнул все пуговицы на жилете. Садовники оплакивали лужайку: через час она будет точь-в-точь как лысина адмирала, который беседовал с Гийомом Лебелем и удивлялся, почему все зовут его капитаном. Как же так? Стоит на несколько месяцев потерять рассудок, и на тебе! Всех повысили!

В сторонке от танцующих стояли те, кто поскромнее: они ждали, чтобы их кто-то пригласил. Лаванда смотрела на Лисандра, который смотрел на Эмилию (разрядившуюся в пух и прах), которая смотрела на Проказу (когда лицо его не шелушилось, он был весьма недурен собой). Батисту же было интереснее доставать свою обычную жертву.

– Эгей! Что я вижу? Что мы видим, а, Флориан? Наш сорнячок решил попытать удачу с самой красивой девчонкой на острове!

Лисандр не собирался танцевать. Он просто смотрел, как Эмилия смотрит на Проказу, и ни о чем не думал.

– Эй, Лис, – не отставал Батист, – это для нее ты так конским навозом надушился?

Флориан тоже решил поучаствовать:

– Да, надушился навозом…

Лисандра они стали раздражать, и он совершил ошибку – ответил:

– Она слишком нарядная на мой вкус.

– А, так у тебя вкус, оказывается, есть? И ты вообразил, будто еще и выбирать можешь? Ну, вперед, старина Лис! Хе-хе. Но ты на что вообще надеешься? Думаешь, они слепые, девчонки-то? Не-а. Хотя погоди-ка, странное дело: та мини-фея тебя так и ест глазами. Можете потанцевать, правда, тебе на коленках топтаться придется.