Тени нашего прошлого. История семьи Милтон - Сара Блейк

– Утром, если будет ясно, я хотел бы выйти на яхте, – сказал Огден Китти. – Пораньше.

Она кивнула, с удовольствием окидывая взглядом знакомые лица, – на всех она может рассчитывать, все знают свою роль, свое место, подумала Китти, вставая из-за стола.

Сара Пратт и Фанни Уэлд тоже встали, с благодарностью посмотрев на нее. Потом Присс. Они свободны. Можно вслед за Китти выйти из столовой на свежий воздух, в темноту и тишину. Китти коснулась ветки сирени, дугой изогнувшейся над дверью, – такая знакомая, похожая на руку. Лужайка перед домом терялась в темноте. Ночь была ясной. Огден получит свою прогулку на яхте. На пристани медленно двигались взад-вперед огоньки сигарет, которые курили дети.

Китти проснулась на рассвете с бешено колотящимся сердцем. Нужно бежать к Недди, скорее, скорее. Она не знала, куда и зачем, хотя сон всегда был одним и тем же. Он никогда не оставлял следов, как другие сны; наяву у нее ни разу не возникло ощущения, словно что-то мелькает в воздухе и она понимает: А, вот что это было, это же сон. Этот сон приходил к ней, и она бежала, движимая безымянным страхом, бежала к Недди.

Лежа на спине, Китти потрогала свой лоб – он был мокрым от пота. Глаза привыкли к темноте; тело Огдена мягкой стеной вздымалось рядом с ней, отделяя от края кровати и окна за ней. Успокаивающая темнота. Утешающая. Она здесь, в своей постели. Но этот сон чем-то отличался от прежних. Чувствуя, как замедляется пульс, Китти попыталась вспомнить. Это был не Недди. Кто-то другой. Она бежала к другому ребенку. Помощь требовалась кому-то другому. Она лежала, чувствуя, как ветер с моря шевелит шторы на окне в изножье кровати. Кто это был? Она не могла вспомнить.

Китти знала, что если встанет, откроет шторы и посмотрит в окно, то увидит темное небо. В этом месяце безлунные ночи на острове были непроглядными и бездонными, словно на детском рисунке. Но полными звуков. Ветер шевелил деревья, и их ветки вздыхали. Безветренными ночами, когда деревья были неподвижными, слышался плеск волн, накатывавших на черные скалы в бухте. Из животных не спали только летучие мыши, молчаливые, как скалы и деревья; они беззвучно кружили над амбаром.

Капельки пота высохли, и Китти подтянула одеяло, закрыв шею и грудь. Огден перевернулся и положил теплую ладонь ей на ключицу.

– Все в порядке? – сонным голосом спросил он.

– Да, – прошептала она. – Спи.

Он что-то пробормотал и мгновенно уснул.

Мосс. Вот оно. Неужели это был Мосс? Да, наверное. Причиной ее паники стало нечто, увиденное накануне вечером. Какая-то мелочь, и Китти никак не могла подобрать слово, которое вытащило бы это на поверхность, так, чтобы можно было обдумать увиденное, как-то понять его. Назвать. Это ведь его тост, да? Или что-то до тоста, нечто сказанное им в середине разговора.

Или то, как он встал из-за стола… стоял, как будто… она искала подходящее слово, вспоминая, как Мосс пошел к двери кладовки, вежливо кивнув: Конечно, Дикки, – и исчез за порогом. Что он нашел там, чего не было в доме? Китти повернулась на бок, спиной к Огдену, чтобы ничто не мешало ей думать в темноте.

Как будто он хотел убежать. Убежать из-за стола. Почему? Обычный ужин с близкими друзьями, которые часто собирались и здесь, и в городе, ужин как отражение мира, со всеми его радостями и печалями. Огден на одном конце стола, она на другом, гости по бокам. Она любила задавать вопросы со своего конца и наблюдать, как мужчины подхватывают разговор. Ей нравилось, что она знала достаточно, чтобы понять, о чем идет речь, убедиться, что беседа не отклоняется в сторону, или менять ее направление, когда разговор становится слишком серьезным. Сама Китти никогда не участвовала в беседе, но следила за тем, чтобы она не иссякала. Когда гость отказывался участвовать в разговоре, это повергало ее в шок. А если человек пренебрегал своими обязанностями и не наполнял опустевший бокал соседа, это означало, что что-то пошло не так. Где-то она допустила промашку.

А Мосс вышел за флажки. Мосс нарушил правила. Она села. На фоне едва заметных проблесков света проступали тени. Китти взяла фонарь с прикроватной тумбочки, тяжелый и прохладный, направила луч под ноги и ступила в освещенный круг. Сегодня ей больше не заснуть.

В прихожей внизу она сняла с крючка шерстяное пальто, взяла шляпу и надела высокие резиновые сапоги, в которых обычно собирала мидий. Ночь еще не закончилась, но тьма уже не была такой непроглядной. Китти осторожно прошла через столовую и кладовку, к неяркому свечению запальника под конфорками кухонной плиты. Потом повернула ручку, и над чугунной конфоркой появились голубые когти пламени. В большой спальне над кухней Мосс повернулся во сне.

Китти взяла чайник, поставила на огонь, достала из коробки пакетик с чаем и положила в чашку. Потом плотнее запахнула наброшенное на ночную рубашку пальто и стала ждать, пока закипит вода.

Накануне вечером ее напугало напряженное лицо Мосса. Это было… почти отчаяние. И его улыбка, кривая усмешка, была точно такой же, как у Данка, поняла она, стоя у плиты. Моссу всегда было трудно ладить с людьми. У него был талант собирать вокруг себя незнакомцев, этого нельзя отрицать. Но чего-то всегда не хватало, словно фал никогда не попадал в кольцо.

Она скрестила руки на груди. Мосс – не Данк.

Чайник забулькал, потом засвистел, и она выключила огонь, взяла чашку, поставила на столешницу и налила горячую воду. В окне на фоне светлеющего неба начал проступать силуэт большого камня. Близился рассвет. Что-то назревало, что-то такое, чего она еще не могла видеть, какой-то спор, слова которого она не слышала из-за закрытых дверей, и поэтому не могла ни на что повлиять.

Сверху послышался негромкий стук – две ноги спустились с кровати на пол. Китти ждала. Скоро по узкой лестнице протопает Мосс, скорее всего, пойдет в туалет в конце коридора. Услышав шаги, она взяла чашку и пошла к двери из кухни. Потом открыла дверь и вышла в утро.

Над лужайкой, мокрой от росы, стелился густой туман. Ясный день, который вечером обещало Огдену звездное небо, был скрыт за плотной пеленой. Китти пошла в сторону светлых оттенков серого – это был воздух, выделявшийся на фоне более темных силуэтов елей у кромки воды. Из-за мыса послышалось гудение двигателя; кто-то первым поднимал из воды ловушки для омаров.

Когда туман окутывал деревья и застывал в воздухе, Мосса охватывал страх. Он видел людей, сновавших между темными стволами. «Там никого нет, – пыталась успокоить его Китти. Конечно нет». Но он упорно стоял в коридоре второго этажа, смотрел в единственное окно, ее мальчик в коротких штанишках, с приглаженными волосами и вычищенными зубами, стоял, выпрямившись, как будто ждал лесных призраков, как будто мог защитить их всех.

Китти вздрогнула. В закоулках времени прячутся тени.

А если точнее, есть один закоулок во времени, куда не заглядывал солнечный свет, где нет кадрили и свадеб, нет других детей, сбегающих с холма, чтобы сесть в лодку. Он всплывает на поверхность памяти только тогда, когда настоящее наталкивается на прошлое и будит его.