КГБ Андропова с усами Сталина: управление массовым сознанием - Георгий Почепцов

12. Штейнман Л. «Взгляд» был детищем КГБ СССР». Интервью с Е. Додолевым // svpressa.ru/society/article/43592/

13. Первый, кто узнал — Вадим Гасанов // www.newlookmedia.ru/?p=54011

14. Додолев Е. Путаны и «МК» // echo.msk.ru/blog/dodolev/831891-echo/

15. Приложение к статье — Как КГБ обыграл главу МВД, или Почему не удался переворот Щелокова // www.kp.ru/daily/25949.3/2891875/

16. Береснев В. и др. «Один из конструкторов перестройки и доверенный порученец Андропова»: умер Филипп Бобков // www.business-gazeta.ru/article/428333

17. Береснев В. Михаил Полторанин: «12 июня для России не просто «черный день»…// www.business-gazeta.ru/article/313611

Не только советские службы вовсю трудились над нужной виртуальностью, точно так действовали и западные, поскольку виртуальность лежит в основе культурной войны. А в период холодной войны активные действия велись именно в системе культурной войны. Запад и СССР создавали фильмы, где герои побеждали врагов. Это делалось в форме развлекательного продукта, который одновременно с политическими месседжами доставлял удовольствие зрителям.

Пятое управление КГБ СССР интересовалось и курировало создателей виртуальной реальности не зря. Приведем некоторые доводы важности именно виртуальной реальности для массового сознания:

• виртуальная реальность более яркая и более зрелищная, чем обычная реальность, поэтому ее воздействие намного сильнее;

• виртуальная реальность может принимать любые формы в соответствии с субъективными интересами ее созда• телей;

• виртуальная реальность обладает концентрированной формой, которую можно передавать разным потребителям;

• виртуальная реальность легко перекодируется в иные культурные формы (текст — в фильм, комикс — в сериал, герой книги — в памятник), что облегчает выполнение любых пропагандистских задач, например, брежневская «Целина» смогла стать балетом.

Советский Союз очень серьезно тиражировал все свои виртуальные объекты, которые в принципе легко отрывались от реальной истории. Например, именно пропагандистские причины, а не реальность создали множество советских героев: Павлика Морозова и Зою Космодемьянскую, подвиги Александра Невского и генерала Карбышева, сделали из проигрыша победу, например, в случае спасения челюскинцев или битвы при Бородино. Реальная история — ничто, виртуальность — все. Так происходит потому, что реальных свидетелей события давно нет, зато зрителей, выходящих из кинозала сегодня, десятки тысяч.

Исторические фейки также занимают активные позиции в массовом сознании. Н. Крестовская считает неправильными историческими фактами, например, расстрел съезда бандуристов и последствия подрыва Днепрогэса [1]. Но понятно, что они возникают и поддерживаются массовой политикой. Кстати, расстрелянный съезд бандуристов иллюстрируется фотографией пражской школы бандуристов, сделанной в 1923 году, то есть вообще не имеет отношения к СССР. Но это искусственно сконструированное негативное событие, которое по причине своей принципиальной негативности очень хорошо распространяется. Никакие опровержения его не остановят еще и потому, что люди, которые верят тексту, не читают опровержений.

Виртуальность любого рода привлекает тысячи зрителей, за счет этого она может решать любые задачи: от политики до бизнеса, от военного дела до культуры. Микки Маус интереснее любого живого человека, поскольку может удержать внимание зрителя, так как создается именно под эти задачи. Причем параллельно виртуальный объект имеет коммерческую составляющую, он может сам собирать деньги на свое существование в мозгах зрителей.

И еще одна важная характеристика, различающая виртуальные объекты государства и общества. Государство создает виртуальные продукты, направленные на единообразие, общество же заинтересовано в многообразии, поскольку оно само многообразно. В этом причина провальности пропагандистских проектов в виртуальном пространстве типа российского фильма «Крымский мост. Сделано с любовью». Однако и тут у государства может найтись плюс. Э. Неизвестный как-то сказал, что функция памятника — занять место в физическом пространстве, чтобы никто другой там стоять не мог. Такую же функцию, видимо, выполняет и пропагандистское кино.

Как говорит Г. Сатаров по поводу особенностей государства и его модели мира: «Государство — монолитно и стремится к единообразию. Общество сильно потому, что оно не монолитно, а разнообразно и представлено совершенно различными группами с разными интересами и жизненными ценностями. Почему важно это разнообразие — потому что оно рождает продуктивность, инновации и адаптивность. Но в этом состоянии обществу трудно понять себя» [2].

Культурные войны опасны тем, что в рамках своих виртуальных продуктов каждая сторона продвигает свою картину мира. И, как правило, в ней она акцентирует свои сильные стороны, которые раскрывают в ответ слабые стороны своего противника. Америка, например, не пыталась переиграть СССР в культуре, поэтому продвигаемыми выставками абстракционистов она «стреляла» по несвободе других стран, акцентируя свою свободу.

Теперь культурные продукты ворвались в выборы с очередными победами виртуальности над реальностью. Как отмечает И. Грынив: «Ранее борьба шла между телевизором и холодильником. На этот раз — с новым фактором, который мы называем виртуальным миром. Человек, популярный или имеющий доверие в интернете, эффективнее рекламы в сотни раз» [3].

Страна тоже может быть сильной и могучей в виртуальном пространстве и далеко не такой в пространстве реальности. И спецслужбы следят, чтобы информация о таком разрыве между реальностями не распространялась и публично, и приватно.

КГБ держалось не так на поддержке народа, как на поддержке «осведомителей». Вот два примера из книги Е. Альбац [4]:

• «По словам сотрудника идеологической контрразведки подполковника КГБ Александра Кичихина, еще год-два назад „доверенными лицами” были многие руководители средств массовой информации, директора предприятий, деканы факультетов вузов, сотрудники исполкомов, секретари парторганизаций, главные редактора издательств, телефонистки АТС, сотрудницы пошивочных ателье, телеграфистки, работники жэков. В чем заключались их функции? В предоставлении информации: что думают в их профессиональных кругах — например, в Союзе писателей, в газете, в Союзе кинематографистов. Контакты их с комитетчиками вряд ли были особо обременительными и носили характер почти дружеских бесед. Бумаг, как правило, не писали. (За них это делали комитетчики: „От доверенного лица „САГ” получена и доложена руководству управления информация о настроениях, планах и намерениях академика Д. С. Лихачева…”) Разве только — составляли отчеты, если выезжали за рубеж в качестве руководителей делегаций: с кем встречались, что собеседники говорили о Советском Союзе, насколько политически зрелыми проявили себя члены делегации. Гонорара КГБ за то, конечно, не выплачивал, но для руководителей, например, туристических групп поездка становилась бесплатной. В большинстве случаев ничего дурного — с позиций морали — эти люди не делали, написание же отчетов считали нормальным порядком вещей. Убеждена, что большинство из них и не подозревали, что КГБ относит их к числу своих „доверенных лиц”. А если кто-то и понимал, почему чекисты так интересуются его мнением, то, вероятно, полагал это условием той игры, в которой участвовал и без которой карьерного успеха не видать»;