Срыв (сборник) - Роман Сенчин

– А Яа? – перебила шепотом дочка.

– Что?.. – будто разбуженный, спросил Сергей и, поняв, мотнул головой, поморщился: – Нет, Бабы– яги не было. Были наряженные всякими страшилами люди, но все они были на самом деле добрыми. И они были не страшными, а потешными… А шофер автобуса взял Сережу за руку и повел к ним, к этим детям, к взрослым. Подвел и сказал: «Здравствуйте! Вот мальчик Сережа. Он уснул и уехал не туда. Что теперь ему делать?» Все стали смотреть на Сережу и очень искренне, очень тепло ему улыбаться. И одна, самая нарядная и красивая женщина, ответила: «Это очень хорошо, что ты уехал не туда. Сейчас начнется представление. – И она показала рукой туда, где стояла похожая на огромную раковину, разноцветная, с гирляндами сцена, а возле нее на траве стояли стулья. – Будут играть интересную, веселую историю. Хочешь ее посмотреть? А можешь и сам в ней участвовать. Это легко, когда тебе это нравится». Но мальчик Сережа был ответственным и послушным, и он даже сейчас, здесь помнил, что его ждут дома, мама уже, наверное, заволновалась. И что нужно пораньше лечь спать, чтобы завтра проснуться вовремя и не опоздать в школу. И он сказал: «Мне надо домой. Меня дома ждут». А ему очень-очень хотелось остаться…

Стоя в дверях дочкиной комнаты, Ирина на какое– то время забылась, заслушалась, заворожилась голосом Сергея, и вдруг вспыхнуло, обожгло: «Да это же!.. Это же рассказ „Дверь в стене“! Этого… как?.. Уэллса!» И вся длинная, вообще-то увлекательная и даже глубокомысленная история-сказка Сергея тут же потускнела, стала противной и смешной. И Ирина громко, отчетливо-ядовито усмехнулась.

Сергей оглянулся, на лице его была боль и злоба. Точно кто-то ненавидимый им подошел и ради забавы уколол его длинной ржавой спицей… И уже торопливо, поспешно, кое-как он дорассказал уставшей, засыпающей Алинке свою – не свою историю:

– Его долго уговаривали, просили остаться, но он не остался. Он забрался обратно в автобус и сел на то место, где сидел до этого. И шофер повез его обратно. Снова звенели монеты в ящиках-кассах, в щели в дверях снова дул ледяной ветер. Окна заледенели. Шофер объявлял в дребезжащий микрофон названия остановок, в автобус входили тепло одетые, кашляющие, ворчащие люди… Потом Сережа услышал название своей остановки, вышел, пришел домой, и его жизнь продолжилась своим чередом. Все было нормально, как положено. Только иногда вечером, перед тем как уснуть, Сережа, даже когда стал большим мальчиком, всхлипывал, вспоминая этот случай… Потом он закончил школу с золотой медалью, легко поступил в институт, где играл с более сложными цифрами, потом стал работать и зарабатывать денежки. Он, – Сергей запнулся, – он полюбил хорошую девушку, у них родилась хорошая маленькая девочка… Но, понимаешь, солнце… – Вздохнул и погладил уснувшую Алинку по волосам. – Понимаешь, ему всегда хотелось вернуться к тем, кого там встретил. Посмотреть представление, поучаствовать…

– Ну хватит в конце концов, – перебила Ирина. – Ребенок спит давно и не слышит… слава богу.

Сергей повесил голову, разорвал пачку, стал доставать из нее сигарету, а Ирина уже не могла сдерживаться:

– Ты это всё для меня устроил?! Сказочник! Ты в холодильник загляни! Котлеты, рис!.. Чем я ребенка буду завтра кормить, ты можешь сказать?!

И дальше стала говорить такие слова, которые, казалось, не держала даже в уме никогда, никогда представить не смела, что их произнесет. Алина проснулась и заплакала. Ирина выскочила из комнаты, заперлась в ванной и, пустив холодную воду, зарыдала… Сколько таких сцен она видела в фильмах и каждый раз морщилась: вранье! А вот теперь случилось и с ней…

Она рыдала, она задыхалась, хотела умереть в тот момент, но где-то в глубине души ждала, просила: пусть Сергей стучится, зовет ее, просит за дверью, чтобы открыла, успокоилась. Пусть говорит, что любит. Она бы не открыла, и он бы сломал, вышиб дверь. И обнял…

Не дождавшись, умыла лицо, выключила воду и каменная вышла из ванной. Сергей лежал в их кровати, вдавившись в стену. Ирина подождала опять, даже звякнула банкой с кремом на подзеркальнике и ушла в дочкину комнату. Легла там на диванчике, где дежурила иногда, когда Алинка болела… А через два сумрачных, в молчаливой ссоре прошедших дня Сергей сказал, что им надо пожить отдельно. Выложил на кухонный стол рублей семьдесят, собрал в сумку какие-то вещи и ушел. И стал приходить два раза в месяц.

3

Сергей Олегович любил вот так, в одиночестве, тихо-тихо, как неприглашенный гость на чужом празднике, посидеть в пустом и полутемном зрительном зале своего театра… В разговоре с людьми он неизменно употреблял слово «студия», но это был настоящий театр – отдельное большое здание бывшей музыкальной школы в самом центре города, правда, во дворах: между Большой Конюшенной и каналом Грибоедова. Да, отличное, недавно отремонтированное здание с гримерными, с кабинетами реквизитного, декораторского, пошивочного цехов, с удобной будкой осветителей, а зрительный зал – на триста пятьдесят человек… И сюда утром, за час-полтора до репетиции, приходил Сергей Олегович Стрельников, садился где-нибудь в центре, под люстрой, закуривал и, не поворачивая головы, чуть ли не тайком, исподтишка оглядывал сцену, морщины кулис, темные холодные гроздья софитов под потолком, дугой изгибающиеся ряды зеленых кресел, где вечером будут сидеть зрители и смотреть на сцену. А на сцене будут играть созданный им спектакль его актеры…

Это здание появилось у Сергея Олеговича больше пяти лет назад, но он до сих пор по-настоящему не мог поверить, привыкнуть к нему и каждое утро удивлялся, что приходит сюда как хозяин.

Почти пятнадцать лет, долгих, тяжелых, но и героических лет приходилось репетировать и играть на квартирах и дачах, а то и на ступенях Инженерного замка; за счастье было устроиться в какой-нибудь Дом культуры, куда его студию пускали как коллектив художественной самодеятельности и почти всегда выгоняли после премьеры… Сколько было этих ДК! Имени Цурюпы, завода ЛМЗ, работников связи, железнодорожников, пищевиков, имени Ильича…

Обычно он просиживал так, в тишине и покое, до одиннадцати часов. Потом собиралась труппа; Сергей Олегович проводил разминку – смесь физзарядки и речевых упражнений, – и после нее начиналась репетиция. Но сегодня на десять у него была назначена встреча – корреспондентка журнала «Развлечение и отдых» напросилась на интервью.

Как и большинство людей его профессии, он не любил журналистов за их вечную жажду найти самое яркое или скандальное событие и наброситься на него, как зверь на жертву, откопать скандальные подробности жизни известного человека, раструбить о них. И в то же время Сергей Олегович понимал: без журналистов нельзя, да и в том, что он стал человеком известным, что на его спектакли шесть вечеров в неделю набивается полный зал, журналисты сыграли не последнюю роль. И нередко он совершал поступки, рассчитанные на то, чтоб привлечь внимание журналистов… К тому же «Развлечение и отдых» – журнал рейтинговый, единственный в своем роде: тысячи петербуржцев изучают его, выбирая, куда бы сходить в выходные или после работы.

Журналистку, молодую девушку в джинсах и водолазке, с короткой прической, крошечным рюкзачком в руке, какую-то одновременно и страшненькую, и обаятельную, напомнившую Стрельникову его дочку, он принял в зале. Он вообще предпочитал зрительный зал своему кабинету. Здесь ему было удобнее и привычнее, а главное – надежнее, будто эти ряды кресел, близость сцены защищали его, помогали.