Печать богини Нюйвы - Яна Горшкова

– Я прекрасно знаю, что не смогу сбежать. Я и не пытаюсь.

– А что же вы тут делаете? – полюбопытствовал Сян Юн. В его голосе не было ни злости, ни насмешки, только доброжелательное удивление.

Но ответить Тане не дал явившийся как чертик из табакерки вездесущий и всеведающий Сян Лян.

– Что здесь происходит?

И тогда генерал отточенным, видимо, с раннего детства движением выхватил у Татьяны из пальцев шкатулку и спрятал за своей спиной.

– Мы с прекрасной Тьян Ню обсуждаем мои новые стихи, посвященные ей, – ответил он глазом не моргнув. – Ей, как всегда, не понравилось.

Дядя оценил расстояние между племянником и небесной девой как критическое и требующее вмешательства.

– Право же, тебя… хм… хоть на цепь сажай, – вздохнул он, из деликатности пропустив слово «кобель». – Кто за язык тебя тянул с этой клятвой дурацкой? Уже бы давно уединялся с женой сколько душе угодно. Хоть стихи читать, хоть…

Самое время было изобразить припадок стыдливости, что Таня и сделала: пронзительно пискнула, занавесила лицо широким рукавом и шмыгнула мимо дядюшки Сяна обратно за свой столик.

Сян Юн получил от раздосадованного дядюшки увесистый шлепок костяным веером по лбу. Тот смиренно принял наказание, из уважения к старшему родственнику даже не попытавшись заслониться рукой. Но пока дядя Лян не видел, лукаво подмигнул Тане. Мол, не бойся, я тебя не выдам.

– Что ты прячешь за спиной, негодник?

Татьяна вжала голову в плечи, но Сян Юн с видом обиженной невинности показал дядюшке чистые ладони. И даже спиной повернулся, чтоб тот убедился.

Чутье подсказывало Сян Ляну, что дело нечисто. Он придирчиво огляделся и ничего подозрительного не обнаружил. Все три шкатулки, в том числе и самая маленькая, стояли на прежнем месте.

«Когда он успел? – поразилась Таня. – Вот ведь ловкость рук какая!»

Следующий пир отличался от всех предыдущих, ибо ради самого Куай-вана решено было сделать исключение. Раз правитель Чу, Сян Ляном же и возведенный на престол, решил почтить визитом своих верных подданных, то его следует познакомить с небесной девой персонально, а не через ширму. Примерно так заявил дядюшка, явившись к Татьяне во главе целого каравана слуг, нагруженных подарками для будущей невестки.

– Куай-ван любит все оттенки лаванды, уважьте его, Тьян Ню. Наш мудрый ван большой эстет и умеет ценить женскую красоту.

Сказано это было столь двусмысленным тоном, что спины у коленопреклоненных служанок задрожали от сдерживаемого смеха.

– Что он такого смешного сказал? – спросила Таня у девушек, когда дядюшка ушел.

И тут на нее вывалили всю историю воцарения Куай-вана в мельчайших подробностях. Последний потомок некогда могучих ванов Чу прозябал в горной деревне, пока его не нашел Сян Лян. Совершенно дикого парня отмыли, нарядили, накормили и даже приучили говорить в нужном месте правильные слова. Но бедолага слишком долго пас чужих овец в полном одиночестве и навсегда попутал их с женщинами.

– В овчарню его пускать запрещено, – хихикала девчонка, унизывая Танины запястья браслетами. – А уж чему наложниц учат… стыдно даже подумать…

– Замечательно. А я должна развлекать овцелюба, – вздохнула Татьяна.

Макушку ей увенчали какой-то сложной штуковиной, состоящей из серебряных цветочков и жемчужинок, из которой со всех сторон на плечи опускались висюльки, и при малейшем движении все сооружение шелестело и звенело, как будто дождь барабанил по жестяному отливу на окне. Не иначе Сян Лян специально его надеть приказал, чтобы будущая уважаемая невестка не подслушала лишнего. Хотя Таня и не стала бы. Ничего ровным счетом интересного. Поток взаимной лести, настолько неприкрытой, наглой и приторной, что челюсти сводило, прерывался только безудержной похвальбой или же страшными угрозами в адрес врагов.

Однако остальной наряд пришелся Тане по душе. Нижнее платье-цюнь цвета глицинии отлично сочеталось с более темного оттенка узорами на шэньи и контрастной лиловой каймой на полах и рукавах. Чего у дядюшки Сян Ляна было не отнять, так это художественного вкуса и тонкого чувства стиля. Даже на европейский взгляд старый вельможа одевался изысканно, словно всю жизнь только тем и занимался, что перед зеркалом крутился. Но и пакостил он тоже высокохудожественно. Усадив гостью за отдельный низенький столик между собой и генералом и прямо перед Куай-ваном, Сян Лян сделал так, что Татьяна глазами повести в сторону не смела без его ведома. Оставалось лишь есть и глазеть на упитанного молодого человека в парчовом халате и причудливом головном уборе. Небесная дева потрясла его овцеводческое воображение, и после пира ван был твердо намерен попробовать на ощупь ее волосы. О чем он прямо так и заявил: мол, хочет узнать, мягче ли они ягнячьей шерстки. Таня закатила глаза, генерал Сян Юн громко поперхнулся вином, остальные гости принялись ржать как кони, а дядюшка залебезил так, словно и в самом деле боялся Куай-вана.

– Вы смутили нашу прекрасную гостью, очень смутили. Вы такой шутник, повелитель. Ха-ха-ха! Какое милое сравнение! Правда же, гости дорогие?

Через час Татьяну уже тошнило от древнекитайского застолья.

– Вам положить еще свининки? – вопрошал абсолютно трезвый Сян Лян и, не дожидаясь ответа, приказывал принести добавки для небесной девы. Вино подливали всем присутствующим без остановки. И действо чем дальше, тем больше напоминало пьяный купеческий загул в дорогом ресторане, когда все перекрикивают друг друга, без удержу хвастаются и мелют языками что ни попадя. Только без драки и битья посуды, а так – один в один.

– Вы нехорошо себя чувствуете? – вдруг спросил Сян Юн, который вроде и пил за пятерых, но оставался трезв.

– Почему вы так решили, генерал?

Таня и вправду ощущала легкую тошноту, списывая ее на общее впечатление от всего пира. Свинина, дичь и овощи тяжелым грузом лежали в желудке, из-за непривычной позы ныла спина, а от запаха благовоний у девушки кружилась голова.

– Вы бледнее обычного, Тьян Ню. Совсем как зимняя луна – холодная и далекая.

– Я в полном порядке, генерал, – соврала Таня.

Забота и внимание обязательно польстили бы девушке, если бы не исходили от Сян Юна. Его Татьяна не собиралась прощать – ни сейчас, ни впредь. А меж тем генерал вел себя идеально – не докучал визитами, не приставал и перестал наконец-то заваливать подарками подозрительного происхождения. Сначала Таня решила, будто он слишком занят, а может, даже и охладел к нареченной, но одна из служанок проговорилась. Дескать, посреди ночи Сян Юн приходит в шатер и подолгу смотрит на спящую девушку. Задумчиво так, словно пытается вспомнить что-то важное. Потом хмурится и уходит. Кому такое понравится?

Когда все гости окончательно перепились, а Куай-ван уснул лицом в фазане, дядюшка Лян сделал знак прислужницам, и те немедленно увели Таню к себе. К этому моменту она уже едва на ногах держалась от непонятно откуда взявшейся усталости и ломоты во всем теле. Сначала девушка решила, что это из-за сильно затянутого на талии парчового кушака. Но когда служанки его размотали, легче не стало. Напротив, в правом подвздошье разрастался пульсирующий комок боли.