Холодная песня прилива - Элизабет Хейнс

— А остальные?

— У Леона Арнольда всего-навсего сотрясение мозга, можешь себе представить? И второй тоже на верхнем этаже, раны головы: с виду страшно, а на самом деле оклемается.

Я ждала, что он расскажет и о Никсе, но Джим замолчал.

— А что с моей баржей?

— За ней вышлют буксир и, когда поднимется прилив, приведут обратно в док. По-моему, она цела.

— Знаешь, они ведь Дилана искали, — спохватилась я.

— Да.

— Ты должен охранять его от них, Джим.

— В этом по большей части и состоит моя дерьмовая работка: вытаскивать Дилана из неприятностей.

— Мне ты сказал, что учился с ним вместе. Теперь я знаю, что ты соврал, только не поняла зачем.

Он пристально посмотрел на меня, на его щеках проступил румянец.

— Я не стал бы лгать тебе, не будь на то серьезных причин.

Край неба посерел, на фоне туч проступили четкие очертания деревьев. Я устала, замерзла. Хотелось домой, спать и спать без конца.

— Что теперь будет? — спросила я.

— Фицу предъявят обвинение. Тебя допросят и, если повезет, отпустят на поруки. Дальше вы с Диланом сможете делать все, что пожелаете, а я тихонько исчезну и буду размышлять о том, что не сбылось.

Теперь и к моим щекам прихлынула краска. Я причинила боль и ему, и Дилану.

— Прости, — сказала я.

Он с минуту молчал, потом коротко засмеялся:

— Ну да, конечно, мне бы следовало знать, что такое везение не для меня. К тому же ни одна женщина так не бесила меня, как ты.

Я отважилась поднять глаза и увидела прятавшуюся за улыбкой обиду:

— Это я тебя бесила? Вот нахальство! А тебя никогда не было рядом, когда ты был нужен!

Не стоило такое говорить. Его передернуло.

— Послушай, я не это хотела сказать. Ты же сделал все, что мог, правда же? Не твоя вина, что я вернулась на лодку, хотя ты не велел. Я сама дура.

— Нет, ты права. Я подвел вас обоих.

У входа остановилась машина «скорой», взвизгнула и внезапно умолкла сирена. Мы поднялись со скамьи и направились обратно к больнице.

— Можно мне повидать Дилана? — спросила я.

Снова этот взгляд. Обида и боль в глазах.

— Попробую договориться, — сказал он.

В день похорон Кэдди распогодилось, над Лондоном распахнулось голубое небо. Я села на поезд на станции Мейдстон-Ист, добралась до Бромли и ждала там, прикидывая, не зря ли надела высокие каблуки? Взглянула на юбку — не коротковата ли? Но с колготками вроде не так уж легкомысленно.

Возле меня бесшумно остановился черный «БМВ». Дилан вышел и обошел автомобиль, чтобы открыть мне заднюю дверцу, но я поспешно дернула дверцу спереди и уселась рядом с водительским местом. И как ни печален был повод для нашей встречи, я не удержалась от улыбки, подглядывая на Дилана в зеркальце заднего вида: он остановился, закатил глаза, безнадежно покачал головой и вернулся за руль. Сел и захлопнул за собой дверцу.

— Все в порядке? — спросила я.

— Ага.

И на этом все. Загудел двигатель, мы влились в поток транспорта.

Поначалу я поглядывала на Дилана исподтишка, краем глаза, но потом сдалась, повернулась на сиденье так, чтобы смотреть ему прямо в лицо. Он же неотрывно глядел вперед. Лицо его оставалось спокойным, даже расслабленным, руки с излишней силой впились в руль. Темные очки отчасти скрывали обезображенное побоями лицо. Дилан, по обыкновению, облачился в костюм, хотя на похороны как будто не собирался: сам предложил подвезти меня до кладбища и там подождать, и, поскольку он впервые согласился встретиться со мной после того, как я чуть не погубила его, затащив на «Месть прилива», я поспешно ухватилась за такое предложение.

— Пойдешь со мной? — решилась я попросить. — Никто и не заметит.

— Заметят, — возразил он. — Я не впишусь.

Я и так не очень-то понимала, с какой стати родные Кэдди пригласили на похороны меня, ведь я как раз могла бы ее спасти, окажись я вовремя рядом. Видимо, Кэдди рассказывала обо мне, а поскольку я уже не работала в клубе, то заслужила приглашение.

— А вот ты… — продолжал Дилан, кивком указывая на мою черную блузу, — ты смотришься как надо. Ни дать ни взять адвокатесса.

— Неужто?

— Адвокатесса, которая в свободное время танцует у шеста.

— Почему ты не хотел встречаться со мной? — без дальнейших обиняков спросила я. Не упустить момент, пока он расслабился. — Почему так отдалился от меня?

— Да вот же я, — ответил он с усталым вздохом, словно я была надоедливым ребенком и уже в сто первый раз задавала один и тот же вопрос.

Автомобиль остановился перед светофором, успокоительно, гипнотически щелкал поворотник.

— От Джима есть известия? — спросил он.

— С той ночи в больнице — никаких, — ответила я. — Ты же знаешь, его отстранили от дела.

— Ага, слыхал. Мне он сказал, что ты была под арестом.

— Было дело. Сильно «поможет» мне устроиться на работу.

— Обвинение предъявили?

— Предъявили обвинение в нападении с оружием. Я отделалась предупреждением. Могло обернуться куда хуже, но, так или иначе, теперь я состою на учете.

— Поговори со своим хахалем Джимом, — посоветовал он. — Будешь с ним мила, он поможет тебе это уладить.

— Он мне не хахаль. И ему даже не полагается разговаривать со мной.

— Вот и хорошо, отдохнут его барабанные перепонки.

— Зачем ты вызвался меня подвезти, Дилан? Ведешь себя как злобный мерзавец.

Он рассмеялся, и я понадеялась, что он вот-вот оттает.

— Как зачем? Полюбоваться на тебя в юбке. Давно уж не видывал тебя в юбке.

— Достал, честное слово.

— Да ладно, тебе это нравится. К тому же мы приехали.

Мы неторопливо проехали по длинной изогнутой дорожке между аккуратно подстриженными газонами, деревьями, деревянными скамьями и клумбами, осторожно переваливая через лежачих полицейских. Парковка притаилась позади высокой изгороди из тиса, и, пока мы разворачивались, из других машин уже выходили пассажиры. Все оглядывались по сторонам примерно так же, как я, пытаясь узнать друг друга, неуверенно улыбаясь.

— Подожду тебя здесь, — сказал Дилан.

— Проводи меня, — попросила я. Мне так хотелось — сама не знаю почему — держать его за руку.

— Подожду здесь, — повторил он.

Упертый до ужаса! Я изо всех сил хлопнула дверцей, но вышел лишь негромкий сдержанный щелчок.