Сталинград - Энтони Бивор

Части 1-го советского танкового корпуса Буткова, действовавшего справа от соединений Родина, встретились с пресловутым 48-м танковым корпусом немцев. Немецкие танкисты еще не успели полностью исправить неполадки в энергосистеме, а узкие гусеницы их машин то и дело увязали в снегу. Бой в сгущающихся сумерках получился беспорядочным. Немцы полностью лишились своего обычного преимущества тактического мастерства и слаженности действий.

Отданный наконец приказ штаба 6-й армии перебросить из Сталинграда часть 11-го корпуса и 14-ю танковую дивизию, чтобы ликвидировать прорыв у Клетской, безнадежно запоздал. Командование группы армий Б и 6-й армии не имело четкой информации о положении дел и отдавало распоряжения вслепую. «Ситуацию невозможно прояснить даже с помощью воздушной разведки»,[584]– писал в своем дневнике генерал фон Рихтгофен. Русским удалось еще больше запутать противника, предприняв отвлекающие атаки почти на всех участках обороны 6-й армии.

В 17:00, к тому времени как 4-й танковый корпус Кравченко продвинулся вперед уже больше чем на 35 километров, 11-му танковому корпусу генерала Штрекера было приказано организовать новую линию обороны, идущую на юг, чтобы защитить тыл 6-й армии. При этом немецкие военачальники, в частности Рихтгофен, все еще не понимали цель Красной армии. «Будем надеяться, – написал он, – что русские не дойдут до железнодорожной линии, главной артерии нашего снабжения».[585]Немцам и в голову не приходило, что советские полководцы собираются полностью окружить 6-ю армию.

В 18:00 в штаб генерала фон Зейдлица пришло распоряжение всем частям 24-й танковой дивизии выйти из боя в городе и двигаться к переправам через Дон в районе Песковатки и Вертячего. И только в 22:00, через 17 часов после начала русского наступления, штаб 6-й армии получил от генерал-полковника фон Вейхса категорический приказ прекратить сражения в Сталинграде. В нем говорилось, что изменение ситуации в полосе обороны 3-й румынской армии требует радикальных мер, направленных на то, чтобы как можно быстрее перебросить части для защиты тыла 6-й армии и обеспечения путей снабжения. Все наступательные действия в городе требовалось немедленно приостановить.[586]Танковые и моторизованные части не мешкая надлежало перебросить на запад. Войска были не подготовлены к подобным действиям, и выполнить приказ быстро оказалось невозможно. К тому же 62-я армия Чуйкова начала мощные контратаки, мешая передислокации немецких частей.

16-я танковая дивизия, в которой «существенные потери личного состава были восполнены за счет перебежчиков»,[587]также получила приказ двигаться на запад, к Дону. Как и 24-й танковой, ей предстояло пополнить боекомплект и заправиться горючим по дороге, поскольку непосредственно под Сталинградом его просто не было. Но прежде всего дивизии нужно было прекратить сражение, которое она вела в районе Рынка. Это означало, что, хотя утром следующего дня основные силы соединения начали движение на запад, несколько машин 2-го полка получили приказ выходить из боя[588]только в три часа ночи 21 ноября. К этому времени после начала советского наступления прошло уже 46 часов.

Оно происходило в тылу 6-й армии, вне зоны ее ответственности. Видимо, поэтому Паулюс по-прежнему ничего не предпринимал и ждал приказов сверху. Штаб группы армий Б тоже ждал директив из Берхтесгадена. В момент, когда действовать требовалось максимально решительно и оперативно, стремление Гитлера полностью контролировать своих генералов обернулось катастрофой – они пребывали в ступоре. Никто не задумался над намерениями противника. Перебросив основную часть танковых соединений назад через Дон защищать левый фланг и тыл, 6-я армия полностью лишилась возможности маневра. Хуже того, ее левый фланг вообще остался без какого-либо прикрытия.

Утром 19 ноября военнослужащие 4-й танковой армии, находившейся южнее Сталинграда, услышали отдаленную канонаду. При этом они были чуть ли в 100 километрах от места боев… Солдаты и офицеры предположили, что началось крупное наступление, однако достоверной информации о том, что происходит, у них не было. Майор Бруно Гебеле, командир пехотного батальона 297-й дивизии, правый фланг которой примыкал к 4-й румынской армии, «не испытывал особого беспокойства».[589]На их участке весь день было тихо.

Земля промерзла, и степь выглядела особенно уныло. Ветер гонял по ней мелкий сухой снег, больше похожий на белую пыль. Солдаты 371-й пехотной дивизии слышали, как на Волге сталкиваются и ломаются льдины. Ночью в штабе дивизии узнали о том, что все наступательные действия 6-й армии в Сталинграде прекращены.

На следующее утро степь снова была затянута густым ледяным туманом. Командующий Сталинградским фронтом Еременко решил отложить артподготовку, несмотря на настойчивые звонки из Москвы. Наконец в 10:00 артиллерийские орудия и «катюши» открыли огонь. Через 45 минут по проложенным ночью саперами проходам в минных полях вперед двинулась пехота. Южнее Бекетовки 64-я и 57-я армии шли за ударными частями 13-го механизированного корпуса. В 40 километрах южнее озер Сарпа и Цаца наступали 4-й механизированный и 4-й кавалерийский корпуса 51-й армии.

Немцы – соседи румын – видели, как на их союзников накатывают «массы советских танков и волны пехоты в количестве, не виданном до сих пор».[590]Гебеле поддерживал связь с командиром румынского полка, полковником Гроссом, во время Первой мировой войны служившим в австро-венгерской армии и свободно владевшим немецким языком. По свидетельству майора, на всем участке обороны у солдат Гросса была всего одна 37-миллиметровая противотанковая пушка на конной тяге, но румынские солдаты, в прошлом в основном крестьяне, сражались храбро, особенно если учесть, что они знали – помощи им ждать неоткуда, рассчитывать нужно только на себя. Их офицеров и младших командиров «никогда не видели на передовой, все свое время они проводили в тылу и пьянствовали».[591]В советских донесениях между тем указывалось, что румынские войска были вооружены значительно лучше, чем это было на самом деле. Первая машина из 13-й танковой бригады, прорвавшей оборону, якобы сокрушила гусеницами не меньше четырех противотанковых орудий и подавила три огневые точки.[592]

Гебеле следил за атакой русских с наблюдательного пункта на своем участке. Вот его свидетельство: «Румыны сражались храбро, однако у них не было шансов долго продержаться под натиском советских войск».[593]Атака проходила «как на полигоне: выстрелить – продвинуться – выстрелить – продвинуться». Это подтверждают и кадры кинохроники: танки Т-34 мчатся вперед, взметая гусеницами снег, неся на броне по восемь автоматчиков в белых маскхалатах. Но наступающим войскам пришлось столкнуться с большими проблемами. Соединениям, атаковавшим южнее Сталинграда, остро не хватало горючего, боеприпасов и продовольствия. Осуществлять снабжение через почти замерзшую Волгу с каждым днем становилось все труднее. К концу третьих суток в 157-й стрелковой дивизии не осталось ни мяса, ни хлеба.[594]Чтобы решить эту проблему, весь автотранспорт 64-й армии, в том числе санитарные машины, задействовали для перевозки всего необходимого наступающим частям.[595]Обратно грузовики везли раненых, которых во время продвижения вперед просто оставляли на снегу.