Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов - Николай Берг

Пациент ухает, когда жестковатые из-за сохлой крови и гноя тряпки отстают.

Спина выглядит несимпатично: насчет мелкой дроби я правильно догадался. Да и расстояние метров десять было, не меньше. Спина вспухла, как подушка, два десятка ранок, несколько кровят, а вот из большинства уже не столько кровь, сколько гной. И видок такой сюрреалистичный – красно-фиолетово-желтый раскрас с дырочками и потеками, свежими и подсохшими.

– Лихо нагноилось. Не все, но большей частью. Ложитесь на живот, посмотрим, что тут сделать можно. Штаны приспустите.

– Это еще зачем?

– Одна дробина низко прилетела.

Однако все не так чтоб плохо было – из ранее виденных ранений дробью это, пожалуй, самое удачное – все дробинки засели на разном уровне, но неглубоко, максимум завязли в мышцах. Больно, конечно, но не проблема в плане лечения. Пока осматриваю, переговариваемся. Ну да, тот ковбой, судя по всему, и бахнул из короткоствольного ружья, и дробь оказалась мелковатой, и жилет на пострадавшем был надет, и, может быть, сам патрон был из дисперсантов, а самое главное – расстояние было несколько метров, успела дробь из компактной смертоубийственной кучки рассыпаться в рой. Зато как раз на широкую спину пациента и хватило равномерно. Так. С этим вроде ясно, завтра на всякий случай сделать рентген, потом выковыряем из него свинец – и свободен. А антибиотики я ему уже сейчас начну давать. Другое дело, что косоглазие мешает. Может, он, конечно, всегда был косым. А может, и приобретенное. Значит, что-то с мозгом не в порядке, а нам тут инсультников в общей палате не надо. Тем более таких здоровенных: веса-то в нем под центнер. Да еще в придачу, по ушам судя, боксерил американец – мятые у него ушные раковины и не так мятые, как у борцов. Ладно, сейчас спину я ему прикрою временной повязкой. Потом глазки проверим.

В общем, картина ясная – придется его в клинике оставить. Да и мореманы ходатайствовали. Стоит, пожалуй, пойти навстречу. Главная наша на эту тему, было дело, явственно говорила: должны мы учитывать интересы соседей, чтобы они наши тоже учитывали. А вот пациент мне все же не очень нравится. Видно, что ранение не такое легкое, хоть он и бодрится. Никуда не денешься, придется ведь инородные тела удалять. А хирурги вряд ли этой фигней будут заниматься, скорее всего, мне же и придется. И косит ведь пациент. Особенно когда чуток отвлекается, так глазики сразу врастопыр. Но с другой стороны, обе руки и обе ноги, как я видел, вполне сохраняют управляемость, причем симметрично. Улыбка у него скупая, но опять же симметричная. Выговор немного гнусавый, но вроде б он с юга Америки, а там именно так и говорят, не раз читал. Нет, врать не буду, акцент южанина от акцента янки с севера не отличу, но читал же про протяжность и гнусавость.

Угощаю его водичкой. Пьет, а я отмечаю, что трехглотковая проба у него в норме, не выливается вода изо рта, не давится он, когда глотает. Вроде бы как нет особо тревожных признаков, кроме косоглазия. Акцент же штука прилипчивая: пожил среди южан, нахватался для самого себя незаметно, так что гнусавость не из-за нарушения нервной деятельности.

Объявляю, что придется ему у нас погостить. Не сильно этим его удивил, ясно же, что чистить спину надо как следует.

Извиняется, что хочет при себе оружие оставить. Не могу удержаться и несколько покровительственно объясняю, что половина пациентов с оружием поступает, а к тому же скоро в Кронштадте будет введено – впервые, можно сказать, в мире – обязательное владение оружием.

Пока колю ему противостолбнячную сыворотку, он успевает ехидно уведомить меня, что Кронштадт никак первым быть в вооруженности населения не может. Дескать, если даже не брать Средневековье, когда у каждого мужика топор имелся для разных целей, так и нынче, например, в США есть такой городишко Кенессо, где общая вооруженность законодательно закреплена. Небольшой – тысяч на тридцать жителей. Ехидно спрашивает, Кронштадт небось еще меньше?

Шути, шути. Нет, побольше все же получается. И на многие километры – самый крупный населенный пункт сейчас.

Он заинтересованно спрашивает: как дорога на Москву – проезжабельна или нет? С чего бы это его интересует? Да и вообще, с чего это его американцем величали и какая нелегкая его сюда занесла? Нет, я, конечно, много чего повидал за это время и прекрасно помню, например, экстравагантного поляка-пилота, который прилетел в Новгородчину, рассчитывая добыть для перелета в Австралию к родственникам тяжелый бомбер с армейского аэродрома.

Впрочем, спрашивать у пациента сейчас смысла большого нет, видно, что он спекся. Но вот то, что дорога на Москву его интересует с практической точки зрения, очевидно. Меня вот тоже интересовало, как до Новгорода – добраться можно или нет. У меня там родители в деревне с марта месяца обретаются. Возможно, и у него тоже. Или он американский шпион и рвется добраться до оставленных в умершем городе секретов. Гордон Фримен[60], ага.

Но вообще-то не похож пациент на Гордона Фримена ни разу. Хотя оружием обвешан изрядно. Говорю, что вот на днях было большое событие. Встретились два конвоя: наш с примкнувшими новгородцами встретился наконец-то у Валдая с пробивавшимися навстречу тверяками. Так что дорога вроде годится для езды, особенно если в составе колонны да с бронетехникой. Как слыхал, решение об обеспечении транспортного сообщения уже принято наверху. Для нас тверяки привезли более-менее внятную информацию – с чего эпидемия началась. Вроде как наш олигарх решил построить мир по своему желанию, то ли в царя поиграть, то ли адреналинщик в особо крупных размерах. То ли еще что. Нам Кабанова дала информацию, поделив ее на две части – что для широкой публики, что для служебного пользования.

Почему-то информация о тверяках заставляет пациента подскочить. Я-то про них только слыхал, мне они до лампады, знаю только, что базируются они в странноватом месте – на форте Константин. Вроде наши с ними цацкаются, и мне не совсем понятно, почему дорогих гостей разместили в плавучей гостинице яхт-клуба, а не где-либо в городе.

Вижу, что у пациента загорелось туда чуть ли не сейчас бежать. Земляки, что ли?

По-любому это у него не выйдет. Время ночное, документов у него никаких, никто его не знает, так что моментом любой патруль загребет. О чем я ему и говорю. А тут как раз приносят мешок для его одежды и сменную – больничный халат и пижаму с тапками.

Переодетого отправляю в палату, санитарка сопровождает. Его драгоценное оружие ставим пока в шкафчик для швабр, что с одной стороны пациента огорчает, с другой – точно никто не помылит, поскольку никому в голову не придет там искать. Утром можно будет сдать на хранение вместе со шмотками. Хотя с моей колокольни – на фиг тут никому американская винтовка не нужна. Что и говорю пациенту. В ответ он глядит на меня со скорбным сожалением и бурчит о том, кто такие коллекционеры. Ну да. Это верно…

На утренней пятиминутке, как и ожидалось, всучивают его вести мне. Бурш согласился помочь выковырять из пациента дробь, да еще практикантов пообещали в помощь – для того, чтобы обезболить при манипуляции новокаином. Принцип простенький – накачивается шприцом новокаин в ткани вокруг операционного места. Пропитывает их обезболивающее, чувствительность падает, а пациент в сознании и бодро смотрит, как его режут. Проблема в такой методе только одна – тот, кто новокаин вводит, должен внятно себе представлять, что именно он так обезболит, потому анатомию знать положено на ять. И очень аккуратно пропитать новокаином все ткани без исключения. Автор способа хирург Вишневский анатомию знал чуток похуже Бога, потому ухитрялся обезболить все что угодно, а вот как оно нынче будет – неясно.