Великая сталинская империя - Юрий Фролов

А до этого, с середины 1952 года, Сталин затеял самую серьезную и самую противоречивую, по оценкам историков, комбинацию, направленную на противодействие сближению Германии с НАТО. Этот же замысел должен был содействовать и ремилитаризации упоминавшегося ЕОС, в который с 27 мая 1952 года вошли по договору Франция, Италия, ФРГ, Бельгия, Голландия и Люксембург. Идея вождя выражалась в обнародованной ноте о создании единой нейтральной Германии и подписании с ней мирного договора.

Это был шокирующий для западноевропейских политиков ход: непреклонный диктатор Сталин, через оккупацию восточноевропейских территорий расширявший пределы коммунистической империи и ее сателлитов, вдруг соглашался отдать территорию ГДР для воссоединения всей Германии! По этому поводу и сейчас возникают дискуссии, насколько Сталин был искренен в этом предложении, и не означало ли оно более тонкую игру, не скрывало ли какой-то неожиданный замысел Кремля. Не будем приводить версии на этот счет, поскольку они не имеют ни одного убедительного подтверждения или секретного документа, подписанного Сталиным либо его особо доверенными помощниками. Но не станем и отрицать вероятности политического лукавства, лицемерия Сталина, поскольку из архивных данных и воспоминаний его ближайшего окружения известно, что некоторые весьма секретные планы вождь фиксировал в документах наполовину, а теневую сторону замысла держал в уме. Это касалось и внутриполитических вопросов. Например, когда он одобрил репрессивное рвение Ягоды, а затем начал намекать Ежову и некоторым членам Политбюро, что Ягода «перегибает палку» в одних вопросах борьбы с врагами народа и не учитывает другие аспекты своей «очистительной миссии внутри страны». Чем это кончилось, прекрасно известно.

Не менее скрытен Сталин был и во внешней политике, когда отношения с союзниками в 1943–1944 годах были наиболее благоприятными. Эту хитринку «кремлевского горца» подчеркивал в мемуарах и Черчилль, который сам прослыл среди политиков буржуазного мира «хитрым лисом».

Обсуждал Сталин вопрос объединения Германии и с немецкими коммунистическими лидерами: Пиком, Гротеволем и Ульбрихтом — 26 марта 1948 года — задолго до обнародования упомянутой ноты на эту тему. То есть он вынашивал данный план, продумывал все до мельчайших деталей, чтобы прежде всего не упустить государственно-политическую и стратегическую выгоду СССР. При этом он подчеркивал, что процесс объединения Германии будет длительным и бороться за него необходимо всеми силами и средствами «агитации и пропаганды». (РГАСПИ, ф. 82. Сталинская кремлевская конверсия вместе с другими лидерами. Сборник документов. Вашингтон, 1998).

По другим официальным советским источникам, Сталин действительно с начала 50-х годов постепенно пришел к выводу, что не доводить противостояние с НАТО до вооруженного столкновения можно только лишь пожертвовав Восточной Германией для объединения немцев. При учете всех «плюсов» и «минусов» это был самый лучший вариант. Да, если подойти к положительному решению этого важнейшего вопроса, определившего на долгие годы потом отношения СССР с Западом, с позиций финансово-экономических, то, действительно, народное хозяйство Советского Союза во многом выиграло бы, если бы ежегодно миллионы долларов не тратились на десятки статей по содержанию советского контингента в ГДР, если бы армия ГДР поддерживалась и оснащалась в основном за счет своего государства, а не за счет СССР. Но этого, к сожалению, не произошло.

Еще Берия сразу после победы, когда шли споры вокруг послевоенного статуса и устройства оккупированной нашими войсками части Германии, намекал Сталину, что гораздо выгоднее для советской политики будет существование единого немецкого государства. Сталин тогда серьезно не воспринял осторожное предложение Берии: вождь был поглощен идеей создания просоциалистических государств на возможно большей европейской территории. К тому же раздробленная Германия казалась ему гарантией того, что даже при возможной неомилитаризации это государство не будет уже представлять для Европы и СССР столь значительную угрозу, как это было, начиная с 1933 года. Но уже к началу 50-х годов, анализируя быстро менявшуюся в худшую сторону обстановку по ту сторону Эльбы, Сталин переменил мнение и начал обдумывать вопрос о единой Германии.

Если между СССР и Западом в этот период взаимоотношения быстро охладевали, то между ФРГ с одной стороны, и Францией, Англией, США с другой, они улучшались. Для Москвы резким изменением ситуации стало решение союзников от 14 февраля 1951 года отменить оккупационный статус Западной Германии. Тогда 21 сентября 1951 года ЦК ВКП(б) согласовало с правительством ГДР план, согласно которому в подходящий момент Восточная Германия будет апеллировать к СССР, Англии, Франции и США с просьбой «об ускорении заключения мирного договора», а СССР по разработанному сценарию выступит с проектом основ такого договора. (РГАСПИ, ф. 82). Для осуществления этого замысла в январе-феврале 1952 года готовились мартовские ноты правительствам трех западных держав. Но не все было так гладко, как хотелось. Несмотря на верноподданические чувства к Кремлю, лидеры ГДР несколько изменили свое мнение насчет западной политики. Об этом А. А. Громыко сообщал Сталину в письме от 25 января 1952 года. Он отмечал то разногласие с руководством Восточной Германии, что оно считало лучшим вариантом начать кампанию против «Общего договора» трех западных держав с ФРГ и выступить с заявлением об основах мирного договора. Пропагандистская акция против «Общего договора», по мнению советского МИДа, подменяла кампанию в пользу мирного договора. А последовавшее затем заявление Москвы умаляло роль руководства СССР в приоритете этого шага. Получалось, что Москва выступит с инициативой вдогонку акции, начатой ГДР.

Старший московский брат не мог допустить такой политической международной вольности, в послевоенном мире общественность привыкла, что со всеми значительными международными предложениями выступает «мудрое сталинское правительство». Вот какие амбиции и дипломатические тонкости лежали в основе связей СССР со странами народной демократии. И, естественно, 10 марта нота Москвы прошла по западным дипломатическим каналам в том изложении перспективы, которая виделась лично Сталину, правившему эту ноту.

Этот документ был по-разному оценен «большими державами», хотя в общем все они увидели в нем «очередной, дипломатический, политический демарш» Москвы. Ввиду возникших противоречий лидеры ведущих государств призадумались, начались консультации между правительствами на уровне министров иностранных дел. Насколько московская дипломатия затруднила решение некоторых межгосударственных проблем на Западе, свидетельствует записка бывшего тогда министра иностранных дел А. А. Вышинского, приложенная к отчету посольства СССР во Франции (10 сентября 1952 г). В ней говорилось, что нота Советского Союза от 10 марта значительно осложнила американцам достижение их целей в Европе, так как возникли противоречия между самими западноевропейскими государствами, включая Западную Германию. (РГАСПИ, ф. 82). Однако эта заминка во взаимопонимании между большими державами была не столь долгой, как хотелось бы Сталину, и не дала трещины, способствовавшей бы серьезным раздорам в НАТО: противники политики СССР через некоторое время — к концу 1952 года — смогли совместить свои точки зрения во имя противодействия коммунистическому Союзу.