Её несносный студент - Виктория Победа

Осмеявшись, встаю, подхожу к отцу и просто его обнимаю. Как в детстве. Как-то за последний год мы разучились друг друга понимать, сейчас я это отчетливо вижу. И дело не только в нем, оно и во мне тоже. Я же не пытался с ним поговорить, не пытался объяснить, просто взбрыкнул, ударился во все тяжкие, а он по-своему воспринял. Оба хороши, рот ведь дан не только, чтобы в него есть, но и чтобы говорить. Может и не было бы этого всего, будь я чуть умнее, а он чуть сдержаннее.

— Ну все-все, поеду я, а то мать сейчас выберет, что б его, этот Таиланд, еще прививки эти… Нет чтобы как все нормальные бабы, нет, ей в Тайланд надо.

Он отстраняется и, похлопав меня по плечу, направляется к выходу.

— Пап, — уже у двери окликаю отца, — спасибо.

Он кивает, и уже тянется к двери, но внезапно застывает на месте.

— Насчет беременности, это правда?

Я не сразу понимаю, о чем он говорит, на осознание мне требуется несколько секунд.

— Пока не знаю, — признаюсь честно.

Отец больше ничего не говорит, только улыбается едва заметно, а потом открывает дверь и выходит из квартиры.

*************************************************************************************

— Егор, ты только не злись, — начинает лепетать Александровна, как только входит в квартиру.

Я, конечно, уже ее поджидаю.

— Не злиться, значит? — прищуриваюсь, смотрю на свою училку с прибабахом, и взгляда отвести не могу.

Она такая хорошенькая, раскрасневшаяся, немного взъерошенная.

Кайф. Смотрел бы на нее вечность.

Терпеливо дожидаюсь, пока Ксюша разденется, а потом подхожу к ней, под писк своей девочки, подхватываю ее на руки и несу в спальню.

Как же я чертовски рад, что малявка сейчас у деда.

— Егор, ты с ума сошел, ну что ты делаешь? — Ксюша возмущается вроде, а сама посмеивается и ко мне ластится, кошечка моя ласковая.

Ну и чего мне с ней делать?

Наказывать?

— Тебя вообще отшлепать нужно за такие выходки.

Бросаю ее на кровать, нависаю сверху, рассматривая свою малышку.

Черт, как же я ее хочу.

— Не надо, — приподнимается на локтях, на меня серьезно смотрит. — Вы поговорили?

— Ты мне зубы, давай не заговаривай.

Переворачиваю ее на живот и шлепаю по охрененной заднице. Блядь.

Ну откуда ж ты такая взялась, Александровна? Для меня специально созданная.

Вселенная, кошка ты дранная, я у тебя в долгу.

— Ай, ну хватит! — шипит моя девочка, получив второй шлепок.

А вот нехер. Просто нехер за моей спиной подобные финты проворачивать.

Нет, я, конечно, благодарен, но ей пока знать об этом не нужно.

— Хватит, когда я скажу.

— Егор, ну…

— Тшшш…

Снова переворачиваю ее на спину, управляю, словно марионеткой. Она не сопротивляется, только посмеивается и смотрит на меня выжидающе.

Ну кто ж тебя такую идеальную создал?

Расстегиваю ее штаны и стаскиваю их нахер вместе с бельем. Александровна моя только попку свою красивую поднимает и облизывается в предвкушении.

Я с ней точно раньше времени помру. От кайфа. Прямо в ней.

— Мокрая, — урчу довольный результатом. — БДСМчик заводит? — усмехаюсь, пальцами провожу по влажной плоти, и Ксюша со стоном выгибается.

— Егор, — хнычет, двигая бедрами навстречу моим движениям.

— Кто-то плохо себя вел.

— Егор, я тебя сейчас прибью, — шипит моя злючка, а мне только в кайф.

— Хочешь кончить? — продолжаю ее дразнить, с ума схожу от того, какая она влажная, горячая, страстная и вся моя. Полностью. Навсегда. — Хочешь?

— Волков!

— Хочешь?

— Да!

— Выйдешь за меня?

— Да, — произносит со стоном, а потом замирает, — чего?

— Того, Александровна, готовь паспорт, Волковой будешь.

Егор

— Ты с ума сошел?

Она округляет свои красивые глазки, явно не ожидая от меня такой подставы. Вот только слово не воробей, вылетит не поймаешь. И все, что нужно мне было услышать, я услышал. А обстоятельства, при которых было сказано ее «да» — это формальность, мы ее в расчет не берем, потому что не важно это от слова «совсем».

Я хочу свою девочку, и не только в постели, я хочу ее себе, чтобы по закону, чтобы все правильно было, официально зафиксировано, так сказать.

— Пусти, Егор, — брыкается, кошечка моя, глазками злобно сверкает, а во взгляде помимо негодования, недоумение читается.

И что тебя так удивляет, Александровна? Я же сразу о своих намерениях, очень даже серьезных, сообщил, перед фактом поставил. Так чего теперь удивляться-то?

— Давно сошел, — соглашаюсь с ней, сам облизываюсь, потому что невозможно держать себя в руках, когда она подо мной, такая беззащитная, растрепанная, желанная.

Как тут крышей не поехать, как умом не тронуться? Нереально это просто. И вообще, у меня стресс, мне простительно.

Я, конечно, понимаю, что косанул с одной стороны, не так предложение руки и сердца делается, но с другой… С Александровной же иначе не получается, с самого начала все вот так, через место одно. Видно, судьба у нас такая.

Я ей потом эту романтику компенсирую, у нас вся жизнь впереди.

— Малышка, моя, любимая, — наклоняюсь к ней, пальцами начинаю расстегивать пуговицы на ее рубашке, а она, злючка моя вредная, брыкается подо мной, зараза такая, ноготками своими в плечи мои впивается.

— Егор, прекрати, подожди, да что же это такое.

— Ты мне «да» сказала, Александровна, я все запомнил, — распахиваю края ее рубашки, обнажая красивую, пухлую грудь в тонком хлопковом лифчике, тяну лиф вниз, пальцами сжимаю сосок, и Ксюша со стоном выгибается.

Ты ж моя горячая девочка.

— Я была... — шепчет сбивчиво.

— Что, Ксюш.

— Ты меня врасплох застал, я не…

— Не собиралась соглашаться? — уточняю, сжимаю в ладони ее охренительную грудь.

Сука, ну как тут вообще серьезные разговоры вести, когда хочется любить эту зараза правильную, с чувством и бесконечно долго. Чтобы голос срывала, чтобы подо мной извивалась и с моим именем на губах кончала. Она охрененно кончает, мне никогда не надоест на это смотреть. Александровна же под меня вылеплена, создана, блин, для меня. Я ею насытиться не могу, и вообще не уверен, что это возможно.