Чудеса в ассортименте - Елизавета Шумская

– М-да, история… – протянула Вивьен, пытаясь уложить все знания по порядку. – А Пола… в смысле Доуского убили эти самые… с корабля Решки Маркуса?

– Думаю, да. Наверняка они предъявили ему какие-нибудь претензии, потребовали награды хотя бы за то, что сунулись к Маркусу. Тот, разумеется, ничего им не дал, не заслужили. А возможно, сам попытался их убрать. Но не вышло.

– Один против двоих? – удивилась девушка.

– Думаю, он мог быть самоуверен, ведь у него была неплохая подготовка. Или рассчитывал на что-то еще вроде магии. Не знаю, моя дорогая, наверное, его просто опередили. Или застали врасплох. Или еще что-то.

– Не могли его застать врасплох где-нибудь в другом месте? – проворчала Вивьен.

Ренс хмыкнул.

– Нет, мне его жалко, конечно, – передернула плечами девушка. – Просто… жалость к нему существенно перекрыл ужас той ночи, когда этот противный Стирсон… ну вы поняли.

Ее брат нахмурился, но тем не менее увел разговор в другую сторону:

– А матросов с «Крылатого» убили те хлыщи, что заявились ко мне на «Шалунью»?

– Кто же знает, – пожал плечами Эрни. – Мне кажется, это вероятнее всего. Может, они и стекло забрали. В общем, это я не знаю. И не буду пытаться узнать. Я вообще хочу навсегда забыть о Лаужер-оне Маядскальском вместе с портретом его бабули.

Охотник за воздушными разбойниками в противовес своему другу искренне наслаждался ситуацией. Он сидел, развалившись в кресле и положив ноги на пуфик. Услышав последнее замечание сыщика, поднял бокал и произнес:

– Давайте за это выпьем. – И после глотка вина поинтересовался: – Так когда мы увидим следующее действие?

Эрни, вновь не отрывая взгляда от Вивьен, тоже отпил из бокала и ответил:

– Думаю, завтра.

Неизвестно, что именно имел в виду Ренс под следующим действием, однако уже через несколько часов на землю Аногиля ступил известный эксперт-искусствовед Зирмунд Пжерский. Личность это была незаурядная. Начинающий лысеть, с пивным животиком, в толстых очках, он обладал активнейшей мимикой, без жестов не мог произнести и слова, а к произведениям искусства относился как к любимым детям. Шумный и восторженный, хинген Пжерский не видел никаких барьеров, если речь шла о живописи, к которой питал особую слабость. Благодаря таким достоинствам у него появилось немало приверженцев и самозабвенно внимающих ему учеников. Даже сейчас его сопровождала небольшая стайка студентов.

Когда эта толпа с шумом ворвалась в музей, все посетители и сотрудники мгновенно поняли: скоро случится что-то невероятно интересное. К тому же фотографии Зирмунда Пжерского довольно часто появлялись в прессе, в лицо его знали многие. Эрни же заранее позаботился, чтобы несколько журналистов из массовых изданий отирались неподалеку.

Стоило известному искусствоведу ступить на лестницу музея, как директору тут же доложили об этом. Он поспешил навстречу, зная, насколько разрушительным для репутации может быть нашествие Зирмунда Пжерского.

– Какая честь! Какая честь! Хинген Пжерский, а… – Несчастный директор очень хотел, во-первых, не пускать эксперта в свое святилище, во-вторых, узнать, чему, собственно, обязан таким нежданным подарком.

– Где он?! Где он?! Где моя обожаемая прелесть?! Ведите! Ведите меня к ней! – Зирмунд, кажется, даже не замечал усилий руководителя этого заведения, пытающего самого Пжерского перенаправить к себе в кабинет. – Покажите мне ее скорее! О, я не могу ждать!

И он устремился вперед, за ним шлейфом бежали ученики и посетители. Сотрудники музея старались прорваться к искусствоведу с обеих сторон, но угнаться за хингеном Пжерским могли только уже обладающие подобным опытом. Таковых сразу не нашлось.

Тем временем, поплутав по залам и собрав еще большую толпу, Зирмунд наконец отыскал то, к чему так стремился.

– О моя дорогая! – бросился он к портрету Идореллы Маядскальской.

Разве что не упав перед ним на колени, искусствовед достал из рабочего чемоданчика лупу и почти уткнулся ею в холст. Рядом почтительно замерли ученики, подавая вдохновенному учителю то один, то другой инструмент, которые он периодически требовал. Даже возбужденная толпа, взволнованные сотрудники и отчаявшийся директор музея затихли, сраженные ощущением, что именно сейчас на их глазах рождается чудо. Наверное, мало кто представлял себе, о каком чуде речь, но результат никого не разочаровал.

Прошло не слишком много времени, как Зирмунд Пжерский оторвался от картины и на весь зал провозгласил:

– Это она!!! Свершилось!!! Свершилось, мои дорогие!!! – Тут же поцеловал кого-то и обнял всех, кто стоял в непосредственной близости. – Это она! Это она!

– Кто? – спросил кто-то, страстно желая узнать, свидетелем чего стал.

– Чудо! – не унимался Зирмунд Пжерский. – Перед вами подлинник, оригинал! Не копия, а тот самый портрет Идореллы Маядскальской! Самый прекрасный из всех портретов, что когда-либо существовали! Мои дорогие, мы нашли его! Мир снова обрел наше чудо!!! Кричите, орите, говорите, расскажите всем!!! Весь мир должен знать!!! Чудо свершилось!!!

Несмотря на то что лишь малую часть присутствующих волновал портрет Идореллы Маядскальской, невероятную радость ощутили абсолютно все. Журналисты тут же защелкали своими камерами, полезли за разъяснениями. Директор пытался понять, радоваться ему или ждать беды, поэтому отвечал невпопад, выдавая перл за перлом, чем приводил окружающих в ужас, а газетчиков в восторг. Зирмунд Пжерский продолжал что-то громко вещать, кажется, уже рассказывал всем и каждому про уникальность вновь обретенного портрета. Остановить его смогла только следующая мысль:

– Принц! Мой принц! Я должен ему рассказать!!!

К моменту, когда Зирмунд Пжерский добрался до Лаужер-она Маядскальского, вся столица уже знала о случившемся. Две из трех самых популярных газет города посвятили этому событию спецвыпуски. Заголовками вроде «Чудесное обретение прекраснейшей из картин!», «Сенсационное открытие – пропавший портрет Идореллы Форевской висел у всех на виду!», «Свершилось! Портрет Идореллы Маядскальской спустя три года все же добрался до Аногиля!» пестрели все газетные передовицы.

На следующее утро Вивьен получила роскошный, невероятно изысканный букет роз. К ним была приложена записка: «Благодарю за помощь в моих поисках». Без подписи. Однако ни у кого не возникло ни капли сомнения в авторстве послания.

– Ну что ж, – пошутила Ульрика, – теперь у тебя есть образец почерка не только секретаря, но и самого принца.

– А подпись он разумно не поставил, – хохотнул Ренс, заглянув в записку.

– Розы куда? – посмеиваясь, спросила помощница. – Домой заберешь? Или в мастерскую?

Вивьен оглядела идеальный букет.

– Зачем он мне дома или в мастерской? Поставь тут где-нибудь. Пусть посетители любуются.

Девушка поймала какой-то совершенно особый взгляд Эрни. Он очень мягко и довольно улыбался.