Стена - Джефф Лонг

— Не будем завязывать шнурки слишком туго, — сказала она. — Ты и так здорово пострадал, а я собираюсь эксплуатировать тебя на стене.

У Огастина был такой вид, будто он сейчас заплачет. Он казался очистившимся. Перерожденным.

«Освобождение». Теперь Хью мог сказать, что оно свершилось. Он видел, как здесь действовали нечеловеческие жестокие силы. Он чувствовал голод душ и слышал голоса в ветре. Вокруг него развернулись события, в возможности которых его не убедил бы никто посторонний, рассказывай он хоть сто лет. Но что бы ни преследовало их, какие бы призраки ни ополчились против этих восхождений, теперь все закончилось. Проклятие было разрушено.

Они надели кольца стремян на бесчувственные ноги Огастина и закрепили их. Хью собственноручно пристегнул его к веревке, нырявшей в водопад и уходившей наружу из-под отвеса крыши.

Огастин стиснул плечо Хью.

— Вы спасли наши шкуры.

Время между тем уходило.

— Сделайте сильный рывок, когда доберетесь до трещины, — сказал Хью. — Кричать бесполезно, мы не сможем расслышать голос через воду.

Огастин шагнул к краю платформы, приладил жумары к веревке и сошел в пустоту. Покачиваясь под огромным каменным навесом, он вошел сначала в радугу, а потом оказался под водяной завесой.

Водопад толкнул его от своей внутренней стороны к внешней. Вода оказалась ледяной. Заорав что-то непонятное, Огастин запрокинул голову и набрал полный рот талой воды. Завтрак чемпионов.

Немного не дойдя до края крыши, Огастин высунулся из водопада.

— Получается! — проорал он, обращаясь к страховавшим его спутникам. Было видно, что он до крайности возбужден. — Я вижу вершину. Трещина идет прямо туда.

— Пошел! — крикнул ему Хью.

— Что?

Хью ткнул рукой вверх. Огастин без лишних размышлений двинулся дальше и исчез за краем скалы.

— Ты видела, каким было его лицо, когда ты помогала ему обуваться? — спросил Хью. — Он походил на заключенного, которому сообщили об освобождении.

— Он действительно освободился, — сказала она.

Кьюба стояла перед Хью, широко расставив ноги для устойчивости. Она оказалась немного выше ростом, чем он ожидал. Сейчас она снаряжала «патронташ», цепляя к жилету приспособления для лазания, и впервые походила на альпинистку, а не на жертву несчастного случая. Скорость и эффективность ее выздоровления поразили Хью.

— Ты хорошо выглядишь, — сказал он.

Пусть понимает как хочет.

Веревка резко натянулась и ослабла. Сигнал.

— Я никогда тебя не забуду, — сказала она.

Улыбку как стерло с губ Хью.

Она прощалась с ним. Взглянув ей в лицо, он прочитал ее решение. Она возвращалась в свой мир, где ему не было места. Прощайте, экзотические закаты и далекие горы. Прощай, так и не появившаяся семья, которая усладила бы осень его жизни. После всех обещаний не оставлять ее, данных им, она сама бросала его. Разочарование оказалось неожиданно болезненным. Это смутило его. Что вообще он себе выдумал?

Могла бы подождать до вершины, или до возвращения в Лагерь-четыре, или до тех пор, пока он не предпримет какую-нибудь неловкую попытку, воспользовавшись уютом, создаваемым зажженной свечой. Однако она предпочла сделать это там, где они вытерпели совместные испытания; не давая ему возможности выставить себя дураком, она разом прикончила все его надежды, как только они остались вдвоем. Хью почувствовал, что зауважал эту девицу еще сильнее.

— Кьюба. — Он немного помолчал. Главное — покороче. Только что сказать? — Снова в трещину.

Она поцеловала его.

Он хорошо запомнил другой ее поцелуй, то затягивающее, с привкусом крови, долгое соприкосновение, случившееся в самый разгар бури. Сейчас все было по-другому: ни запекшихся губ, ни отчаяния. Она наклонилась к нему. Струпья, уродовавшие губы, сошли. Прикосновение оказалось сладким. Как земляника — пришло ему на ум сравнение.

Она позволила поцелую продлиться — на самую малость, а потом ее рука отпустила его шею. Оторвав его от сердца, она отпускала его на свободу. И вдруг совершенно неожиданно сказала:

— Я думала, что ты никогда меня не покинешь.

Хью чуть не начал горячо протестовать. В конце концов, кто кого покидал? Но сразу же решил не пытаться заставить ее изменить версию. Это было бы не так просто. И потом, решил он, так будет гораздо чище. Что ни делается, все к лучшему. Одной Энни вполне хватит ему на всю жизнь.

Он отвел взгляд от ее немигающих зеленых глаз.

— Молитвенные флаги, — сказал он. — Мы оставим их здесь?

— Возьми их с собой, — предложила она.

Несколько унций тряпок ему, несколько фунтов снаряжения ей. Это означало: все кончено. Она отправляла его в отставку. Свергнутая королева возвращала себе трон. Она намеревалась сама довести их до конечной точки своего восхождения, и все должно было теперь идти так, как она решила. Кьюба заправила веревку в жумары.

— Хью Гласс, — сказала она.

— Да? — Неужели у нее опять изменилось настроение?

Она развела руки в стороны и спиной вперед шагнула с платформы в бездну.

Она описывала дугу, стремительно двигаясь по веревке, и при этом не сводила глаз с Хью. Тридцать футов вниз, тридцать футов вверх и наружу. Все так же, спиной вперед, она пронзила телом завесу водопада.

Радуга ярко вспыхнула и взорвалась. Повсюду разбежались разноцветные зайчики. В отверстие на мгновение проник луч солнечного света. И сразу же занавес закрылся. Радуга образовалась вновь, но теперь уже сквозь нее виднелся размытый силуэт, висевший по ту сторону.

Она шла по веревке со стремительностью отпущенной пружины. При таком темпе они могли бы достичь вершины через считанные часы. Хью не мог разглядеть веревку, только силуэт женщины — его балерины, — как на крыльях, взмывал в воздух. Вот она слилась с солнцем. Несколько мгновений Хью был не в состоянии смотреть на нее. Затем ее тень исчезла за краем крыши.

Радуга затухала. Время шло, и солнце продолжало свой путь по небосклону. Внезапно Хью почувствовал себя покинутым в этой тюремной камере из камня и воды.

Веревка натянулась. «Так быстро?» Он прицепил жумары. Подтянувшись, отвязал шнур с нанизанными на него молитвенными флагами. Буря истрепала их, превратив чуть ли не в тряпки, измазанные копотью от пожара. Но крылатые лошади уцелели, и их вид поднял его настроение. Сейчас и он помчится галопом в небеса. Он обмотал флаги крест-накрест вокруг груди.

После этого он повернулся к стене и принялся разбирать якорь. Понемногу он уничтожал лагерь, развязывая узлы, отстегивая карабины, вынимая закладки из трещин.

Минувшей ночью он пообещал себе сделать это. Он сказал себе, что если ему удастся дожить до рассвета, если он сможет покинуть это место, то уничтожит следы их присутствия здесь. Льюис одобрил бы его. Кроме того, этого требовал закон. Не оставляй никаких следов, кроме своей тени.