Месть Акимити - Автор Неизвестен

всех. Это благое дело, мы ему благодарны», — произнёс он и стал невидим.

Хотя я встретила ещё и других людей, но всех не запомнила. Пока я думала о том, как мне не забыть все послания, что мне передали в пути, Фудомёо, будто что-то рассчитав, сказал: «Всё, иди сама». Я только собралась поступить по его слову, как тут же оказалась в нашем мире. После того как я это поняла, стало ясно, что мои ноги так распухли, что я не могу ни стоять, ни сидеть. Четыре или пять дней я не могла прийти в себя, мне было страшно, тело болело, одолевала печаль.

Да, вот что ещё. Когда я видела ад, там были дети-выкидыши, они тонули в пучине крови, так, что видны были одни головы, а тел не видно. В бурлящей крови многие матери прижимали к себе младенцев, при этом не было слышно ни звука. Из этой крови вылезла женщина. Она сказала: «Говорят, что можно помочь мне переписыванием сутр, скажите это моим родителям». Сказав так, она тут же снова погрузилась в пучину.

Те, кто ссорятся с другими, и мужчины, и женщины, страдают на дороге демонов.

Тот, кто такое видел, будет страстно молиться будде. Что бы ни случилось, нужно иметь милосердие в сердце, и конечно, нужно молиться о главном — о будущей жизни. Это всё.

Через три дня Кэйсин воскресла. Как и велел Эмма, она стала проповедовать «упреждающие молитвы».

Прошло три года, в пятнадцатый день десятой луны, когда Кэйсин исполняла свои обязанности в храме и проходила мимо изображения Каннон, к ней спустился голубой паук. Настоятельница сказала: «Кэйсин, возьми его».

Когда Кэйсин подошла к пауку и взяла его, то никак не могла разжать кулак, будто дух её отлетел далеко-далеко. Все испугались, пытались разжать ей кулак, но ничего сделать не смогли. И тут бог через жрицу явил следующее: «В прошлый раз Кэйсин пригласили во дворец Эммы, но поскольку умирать ей было рано, она вернулась. Однако многие говорили: „Это неправда“.» Поскольку таких людей было немало, её снова призвали к Эмме. Когда она прибыла во дворец, Эмма сказал ей: «В прошлый раз, когда ты попала сюда, твоя карма была хорошая, и я позволил тебе уйти. После этого ты по моему наущению творила „упреждающие молитвы“, и это очень хорошее дело. Благое. Однако люди не верят тебе. В прошлый раз я поставил тебе на лоб печать, теперь она истёрлась и не видна. Сейчас я поставлю оттиск на твоей ладони. Пользуясь им, такую печать следует вырезать из дерева, сделать с неё оттиски и предъявлять людям». Сказав так, Эмма поставил печать на ладонь Кэйсин.

В тот же день вечером — в час Собаки, Кэйсин вздохнула, её дыхание восстановилось, она разжала кулак, там были голубые мощи[445], испускавшие свет.

В следующем году творили упреждающие молитвы, в течение десяти дней читали тысячу сутр. В это время и были предъявлены мощи, и тогда многие встали на путь веры. На восьмой день явился некий монах. «В этом храме нет изображения Эммы. Я вырежу статую и подарю храму», — сказал он. Монах стал искать подходящее Для скульптуры дерево[446]. Оказалось, что прямо за храмом растёт такое дерево. Монах с утра до вечера работал ножом, вырезал старую. Все были ему благодарны, а монах, как был, только кончил работу, тут же и исчез.

— Должно быть, это сам Эмма появился и сделал сам себя, — восхищённо говорили кругом.

А ту печать, которая была на руке Кэйсин, показали высокомудрому Гэппо, с неё сделали оттиски и показывали людям.

После своего воскрешения Кэйсин собственноручно записала то, что видела и слышала, однако во время одной смуты записи пропали. Я был близок к воскресшей, поэтому переписал записи и теперь преподношу их. Недостающие части я восстановил и преподношу этот дар от всего сердца, пусть рукопись хранится в храме Тёходзи.

Переписка закончена 22 дня 8 луны 10 года Эйсё[447] в центральной келье восточного общежительного дома монахов в храме Тэнъодзи. Тот, кто откроет и прочтёт рукопись, тот поучаствует в деле на благо всех.

Монах Сэйкэй.

С 11 года Эйкё до 10 года Эйсё[448] прошло уже почти семьдесят пять лет. В 11 году Эйкё мне было шесть лет. Кэйсин заботилась обо мне, жаль, что я забыл её благодеяния. Первый день десятой луны — день её смерти.

ДВЕ КОРМИЛИЦЫ

Две кормилицы [449]

Не так давно жил да был левый министр по имени Масахира — человек, достойный своего прекрасного времени. У него было две дочери. Их лелеяли, как никого на свете. Одной их них исполнилось шесть, а другой — пять. По мере того как дом его становился всё более богатым и процветающим, министр стал отдавать всё больше и больше времени и душевных сил поэзии, сочинению стихов-цепочек «рэнга» и игре в мяч; весной он любовался цветением вишни, осенью — алыми листьями клёна. Жена участвовала во всех его развлечениях и даже чистописанию девочек не учила, так что их воспитание было полностью возложено на двух кормилиц.

Кормилица старшей сестры была на вид полной и крепкой, нрава вспыльчивого, на людские осуждения внимания не обращала, высокомерно поступая по-своему. Кормилица младшей сестры, напротив, была характера мягкого, следовала примерам «Гэндзи», «Сагоромо» и других повестей-моногатари, играла на кото и бива, сочиняла стихи; во всём, чем принято заниматься на этом свете, ей, кажется, не было равных. Так что и министр, и его жена были покойны, поручая дочь такой женщине.

Кормилица старшей сестры рассуждала так:

— С чего это они взяли, что моя воспитанница во всём должна отставать! У меня, может, и нет особых талантов, но до сего дня я никогда голодной не оставалась. Рис уплетаю за обе щёки, и лепёшки-мотии люблю. А про всякое там горькое, остренькое, сладенькое — уж и говорить нечего. Пусть мне дадут хоть что-нибудь съедобное, уж я всем покажу, как это едят. И вино я с удовольствием пью. И к чаю попривыкла. Пусть говорят, что у меня дурные манеры, а фигура — и того хуже, но мужей у меня штук десять было — никому мало не покажется. Хоть талантов у меня нет, но где болит — почешу, вот и выздоровела. Я