Неправильный Дойл - Роберт Джирарди

Часовые гикали и смеялись.

– Тебя тоже к черту, парень! – закричал один, но Джеку было все равно, потому что его война закончилась.

Он прошел ускоренным маршем пару кварталов в нижнем белье, к счастью не встретив по пути полицейских, зашел в магазин мужской одежды и сказал клерку:

– Мне бы что-нибудь накинуть.

Служащий кивнул, не выразив никакого удивления, словно в магазин каждый день заходили отслужившие морские пехотинцы в нижнем белье, требуя одежду. Он продал Джеку самую яркую гражданскую одежду в Лос-Анджелесе: коричневую с желтым гавайскую рубашку с вышитыми вручную красными языческими масками; зеленые брюки со складками и отворотами, мешковатые, как брюки от «зута»;[145]бледно-желтый спортивный пиджак с чересчур широкими лацканами, бежевые носки с нарисованными на лодыжках часами и сандалии.

Одевшись таким образом, Джек не спеша дошел до ближайшей табачной лавки, купил три кубинские сигары, по семьдесят пять центов каждая, и сел в первый попавшийся красный трамвай, который повез его вдоль побережья в Сайта-Монику. Там он спрыгнул и направился к «Дону Бичкомберу» – вытянутому, открытому бару из бамбука, досок и тростника, стоящему на сваях в песке. Он однажды прочитал об этом месте в журнале о кино – Мирна Лой посещала «Дона», припомнил Джек, и Кароль Ломбард. Здесь также видели Рональда Колмана и Джека Бенни. Конечно, это было давным-давно, в другом мире, до войны. Теперь Кароль Ломбард нет в живых, а Мирна Лой живет в Нью-Йорке.

Джек сел за один из круглых бамбуковых столиков в патио, закурил одну из своих сигар и попросил принести коктейль, не важно какой. Филиппинский официант рекомендовал «Атомную бомбу», сейчас, мол, со скидкой, и Джек кивнул: давай. Теперь перед ним стояла еще одна трудная задача – найти женщину. Не просто женщину на одну ночь, а такую, чтобы с ней прожить остаток жизни.

Джек был среди последних морских пехотинцев, получивших увольнительную с тихоокеанской службы, – миллион мужчин пришли домой перед ним, – и теперь он волновался, что всех женщин разобрали. Но когда палящие лучи калифорнийского солнца смягчились и оно стало клониться к морю, сумерки выманили женщин из контор, оторвали от стеклянных прилавков магазинов. Они сели в красные трамваи и поехали на пляж, и вот они уже идут к берегу по узкому настилу из досок. Вскоре на небе разлилась приятная тускнеющая синева, над океаном зажглись прекрасные бледные звезды, и бар начал заполняться женщинами. Таинственной музыкой звенели браслеты на загорелых запястьях, на влажных кончиках сигарет алели следы губной помады.

По сигналу Джека в патио появился филиппинский официант.

– Дайте мне еще один, – сказал Джек, указывая на пустой стакан.

Филиппинец помотал головой.

– Дон говорит, только три «Атомные бомбы» на человека, из-за того, что они слишком крепкие, – сказал он. – Вы выпили уже четыре. Может, холодного пива?

– Что это за нелепый бар такой? – спросил Джек и, немного помолчав, добавил: – Откуда ты, мальчик?

– Из Манилы, – ответил официант.

– Я был в Маниле, знаешь ли. В сорок первом, с Макартуром. – Это была ложь. – Я был на Коррегидоре, Баатане и Палау тоже. – Это не было ложью.

– Как и все остальные. – Филиппинский официант завращал глазами: за прошлый год миллион солдат зашли в этот бар, и каждый из них хотел выпить сверх нормы.

Джек увидел, что патриотической тактикой ничего не добьешься, а для драки он недостаточно выпил.

– Ладно, – сказал он, – все, что угодно, кроме пива. Я его достаточно напился на службе.

Официант ушел и вскоре вернулся, держа на подносе высокий стакан с плавающими фруктами и бумажными зонтиками. Он сообщил, что этот коктейль называется «Суматра кула», он легкий и освежающий. Попробовав, Джек обнаружил, что он не более легкий и освежающий, чем «Атомная бомба». На самом деле все коктейли в «Доне» были, на его вкус, одинаковыми – крепкая смесь рома и фруктов, только фрукты слегка менялись от напитка к напитку. Но чем еще можно занять себя, кроме выпивки, пока наблюдаешь, как из города выходят женщины. Некоторые парами, некоторые небольшими болтливыми группами, некоторые с мужчинами, все еще одетыми в форму. Несколько женщин были сами по себе, ярко накрашенные, с хитрыми глазами, очевидно в поисках добычи. Блондинки, брюнетки, рыжие, худые, толстые, нормальные. Женщины, которые знали, что им нужно, и собирались этого добиться; женщины, которые не знали, что им нужно, но тем не менее собирались этого добиться; женщины, которые вообще ничего не хотели, но собирались добиться того же, что и остальные.

Джек смотрел на них и был совершенно уверен, хотя не мог толком объяснить почему, что в этот вечер в этом баре он встретит женщину, на которой женится.

Небо потемнело и заволокло туманом, яркие звезды вдруг потускнели. Над баром включились цветные фонарики с полинезийскими божками, несколько белых яхт бросили якорь в волнах за причалом, слабо отсвечивающим в темноте. Джек заметил плакат, висящий над дверью в мужской туалет: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, ГЕРОИ», и подумал: ведь некоторые умники полагают, что это смешно.

Через несколько минут появился серьезный коротышка гаваец с маленькой гитарой и полудюжиной цветочных гирлянд на шее, присел тут же, в патио, на пару ящиков из-под мыла и под гитару спел несколько милых гавайских песенок – «Мана Лоа Леди», «Зовущий странника домой», «Королева Махайе», – но никто не обратил на него внимания. Тогда он забрал гитару и ушел. После этого китайский бармен вставил пластинку в граммофон за стойкой. Заиграли «Сансет Ройял Энтертейнерс» – старая негритянская группа, на выступлении которой Джек побывал однажды, еще до войны, в театре «Альгамбра» в Балтиморе. Музыка была плавной, проникновенной и почему-то вызывала воспоминания о контрабандном джине, личных прицепных вагонах и поездках на рыбалку с нетрезвыми, играющими по-крупному господами – об Америке, которая исчезла навсегда.

Джек закрыл глаза, слушая музыку в предвкушении приятной ностальгии, но вместо этого его охватила волна тошноты, такая же отвратительная, как таблетки атабрина, которые давали в джунглях от малярии. Он снова увидел высадку на Тараву, залитый кровью пляж, мертвые тела его товарищей, расплывающиеся на жаре, кошмарный огонь зенитной артиллерии, взрывающийся в ночном небе над безымянной лагуной, заполненной телами, криками раненых и вездесущим, как пот, страхом перед японцами где-то там, в темноте. Потом он открыл глаза и увидел ее. Она поднималась по ступеням в патио со свежеиспеченным лейтенантиком в нелепой летней форме, белых ботинках, белой шляпе, во всем белом, словно у молочника. Скорее всего он был новеньким в какой-нибудь программе V-12[146]и был разочарован, что война закончилась до того, как он смог в ней поучаствовать, словно не будет следующей войны, потом еще одной, и так до конца времен. Лейтенантик подвел женщину к столику в углу возле бамбукового ограждения и пошел к бару за напитками. Джек откровенно пялился на нее, она заметила, что он смотрит, на мгновение встретилась с ним глазами и отвернулась.