Иди куда хочешь - Генри Лайон Олди

Странно: раджа ангов куда-то исчез. Растворился при этих словах, как кусок смолы на огне, опал на травы души утренним туманом. Сутин сын рассмеялся, и странно звучал этот вольный смех в сумраке личных апартаментов Гангеи Грозного.

— Мы с тобой наедине, старик. — Ты подошел вплотную к седому гиганту и едва не рассмеялся во второй раз: вы оказались одного роста. — Ты расточаешь оскорбления подобно шлюхе, которой забыли заплатить. Говорят, когда-то сын Ганги победил Раму-с-Топором в честном поединке? Я, сын возницы, не верю этому. Но не спеши хвататься за соломинку Астро-Видьи и не зови стражу. Только побоища нам не хватало накануне дня, когда войска ждут последнего приказа! Просто запомни: если еще раз, наедине или прилюдно, ты посмеешь задеть мою честь…

Тишина.

Страшная тишина, готовая прорваться раскатом грома.

— Я не стану биться с тобой, старик. Я даже не стану биться вместе с тобой в качестве твоего союзника. Ты понял меня? До тех пор, пока будет жив Грозный, сутин сын не выйдет в поле. А теперь решай, что тебе слаще: оскорбления или союзник, каких немного в Великой Бхарате. Я все сказал, Грозный.

Ты уходил не оглядываясь.

Тишина молчала за спиной.

— …Встань и говори.

— Государь! Посольство сыновей Панду вступило на земли Кауравов! Через день посол Кришна прибудет в Хастинапур. Но он…

— Что — он? С послом стряслась беда?!

— Нет, государь! Он пребывает в полном здравии и едет сюда, просто он… Черный Баламут наотрез отказывается от гостеприимства! Я помню веление сиятельного раджи: «Да будет раскинуто по всей дороге от Твердыни Индры до Города Слона, на расстоянии половины йоджаны друг от друга, множество шатров, изобилующих всяческими драгоценностями! Доставьте туда превосходные сиденья со всевозможными удобствами, красивых женщин, благовония, изящные одежды, отличные яства и напитки! Да возрадуется высокий гость!»

— Ну?!

— Государь, не вели казнить! Увы, Кришна избегает твоих шатров! Он едет почти без остановок, а вчера вечером, став на ночлег у селения Врикастхала, приказал разбить свой лагерь как можно дальше от оплота твоего гостеприимства!

— Та-а-ак, — медленно протянул Грозный, стоявший по правую руку от трона.

— Миротворец, значит…

Из головы не шел вчерашний разговор с сутиным сыном.

— Ты свободен. Иди, — махнул Слепец гонцу, и тот, пятясь и кланяясь, поспешил покинуть тронный зал. От греха подальше.

— Не стоит торопиться, — бесцветно уронил незрячий раджа, когда двери за гонцом закрылись. — Не стоит…

И встал во весь свой немалый рост.

— Я подарю Баламуту шестнадцать златых колесниц, запряженных вороными бахлийцами! Я дам Черному восемь боевых слонов с бивнями длинными, как дышло у плуга! Я дам ему сотню девственниц и еще сотню безбородых юношей! Восемнадцать тысяч шерстяных одеял, доставленных нам горцами, я дам Пастырю! Тысячи антилопьих шкур из страны чинов, груды драгоценных камней получит от меня Кудрявый! Повозка моя, запряженная мулами, способна за день проехать четырнадцать йоджан — я дам ее гостю! Я стану поставлять ему продовольствия в восемь раз больше по сравнению с тем, сколько у него свитских людей и упряжных животных! И если после этого… после этого… если он…

— Вот именно, — хмуро кивнул Грозный. — Если он. Проклятие: почему всегда сбывается именно то, во что не хочется верить?!

* * *

Торжественно завывают карнаи. Грохочут панавы[30]высотой до пояса рослому барабанщику. Медленно раскрываются створки ворот Голубого Лотоса, дабы с почетом впустить в город долгожданное посольство. Седобородые брахманы отдают храмовым служкам последние приказания: куда поставить почетную воду, куда — воду для омовения, куда — ритуальное угощение и медвяный напиток для гостя.

Площадь перед воротами усыпана благоухающим ковром цветов, и вдоль стен толпится празднично одетый народ: встретить знаменитого Кришну хотели многие, но далеко не всех пустили на площадь.

— Едут, едут! — слышатся издали радостные клики.

Раненым вепрем взвивается медь карнаев, надрывается барабанная кожа, ворота распахиваются шире — и взорам собравшихся является жемчужного цвета колесница, влекомая четверкой белоснежных иноходцев.

Черный Баламут стоит в «гнезде». О чудо! — на вид ему никак нельзя дать тех без малого пятидесяти лет, которые он успел прожить в бренном Втором мире: строен, гибок, ни единой морщинки на смуглом, почти черном лице.

Юноша.

Воплощенная прелесть.

Собственно, а чего вы ждали, почтенные?! Как-никак полная аватара самого Опекуна Мира!..

Вот только на торжественный прием и приветственные крики Черный Баламут не обращает никакого внимания. Стоит истуканом, безразлично глядя прямо перед собой, и даже не улыбается.

Возможно ли?!

На середине площади колесница замедляет ход, и к ней тут же спешат встречающие, желая почтить гостя щедрыми дарами. Косой взгляд на угощение и почетную воду, брезгливые складки уродуют чело, и Кришна слегка трогает своего возницу за плечо.

Сута поспешно сдает назад, прочь от хастинапурцев с их дарами и недоумением, и упряжка Кришны, каким-то чудом обогнув загораживавших ей дорогу людей, устремляется дальше по улице! Вслед за ней мчится, не сбавляя хода и едва не задавив двух замешкавшихся служек, вторая колесница, багрово-красного цвета, а там уже вовсю грохочут копыта конной полусотни сопровождения.

Старик брахман, которому была поручена встреча посла, не выдержал и заплакал. Мелкие старческие слезы катились по его щекам, ныряя в ущелья морщин, но старик, казалось, не замечал этого.

— Позор… неслыханно… — беззвучно шептали дрожащие губы.

Не будь самоубийство тягчайшим грехом, дваждырожденный знал бы, что ему делать.

* * *

— Отец, ты слышал?! Кришна въехал в Хастинапур, но пренебрег священными дарами!

— Может быть, наши люди чем-то обидели его?

— Чем? Все шло согласно ритуалу… Знаешь что, отец? Давай-ка я сам встречу Черного Баламута! Мы ведь всегда считали его нашим другом и союзником

— не мог же он столь резко переметнуться на другую сторону! Я поговорю с ним!

— Хорошо, Боец. Ты уже давно не мальчик и умеешь подбирать слова. Иди.

Когда за сыном закрылись двери, раджа медленно провел рукой по лицу, словно стирая с него липкую паутину.

— Кажется, мы все забыли об одном, — задумчиво произнес Слепец, уставясь бельмами в одному ему видимые дали. — Кришна не только наш друг… или враг. Он с самого начала больше бог, чем человек. А пути богов неисповедимы…