Сталин - Аллилуевы. Хроника одной семьи - Владимир Аллилуев

Огромное впечатление производит и старт ракеты. В каждом ее пуске есть какая-то новизна. Одно впечатление от дневного старта и совершенно иное, когда это происходит ночью. Старт в хорошую погоду, когда ракета медленно уходит со своей площадки, плавно покачиваясь и медленно набирая скорость. И старт в плохую погоду, когда небо закрыто облачностью, в которую она ныряет, едва оторвавшись от Земли, и когда только оглушительный рев одновременно работающих двигателей ее первой и второй ступеней еще долго напоминает о том, что стартовавшая только что ракета продолжает свой полет.

Многое мне доводилось наблюдать, видел и аварийные старты, но не этой, а других баллистических ракет. И не всегда эти старты обходятся без человеческих жертв. Как ни крути, но аварийные пуски, особенно при отработке опытных образцов, неизбежны.

В течение пяти лет я сталкивался с С.П. Королевым, причем в самых разных ситуациях и самых разных местах — в цехе, на полигоне, в самолете, в начальственной столовой, на совещании. Видел его в радости, хорошем расположении духа — тогда он шутил и любил говаривать, что скоро будем летать в космос по профсоюзным путевкам. Видел его в плохом настроении, и тогда его осторожненько обходили стороной, видел и в гневе. Это — не приведи, господь! Он походил на разъяренного слона, и тогда все предпочитали на глаза ему не попадаться вовсе.

Однажды, это случилось в июне 1963 года, когда шли заключительные дни подготовки к запуску двух кораблей "Востока" с В.В. Терешковой и В.Ф. Быковским на борту. На полигоне находилась большая экспедиция, было много сутолоки, и стоило это бешеных денег. Вот тогда я видел Сергея Павловича просто кипящим. А дело все было в неорганизованности и расхлябанности. Но Королев лучше всех знал цену безответственности в таком сложном деле, как работа на ракетно-космическом комплексе, являющемся венцом труда миллионов советских людей, ученых, конструкторов, инженеров. Сам обладал невероятной работоспособностью, к себе был беспощаден и совершенно не щадил себя. Я никогда не видел в нем ни малейшего проявления барства, хотя власть он в своих руках держал твердо и жестко. Это был величайший труженик и от своих подчиненных требовал полной самоотдачи, строгой дисциплины и ответственности. На таком сплаве и был возможен отечественный феноменальный успех, когда мы в области космоса обошли США.

Академик М.В. Келдыш верно сказал, что Королев "обладал громадным даром и смелостью научного и технического предвидения, и это способствовало претворению в жизнь сложнейших научно-теоретических замыслов". И я думаю, королевский характер в этом сыграл свою важную роль.

12 апреля стало традиционным днем сбора всех, кто готовил полет Ю.А. Гагарина. Как-то на одном таком "слете" мы задали вопрос: а кому "СП" (так мы его называли) сделал плохо? Может, кого выгнал с работы? Выполнил свою излюбленную угрозу и отправил с полигона "по шпалам"? Отдал под суд? Оказалось, такого не было. Вот вам и крутой нрав.

Космические полеты — это одна из героических и славнейших страниц советской истории. Однако нашлись люди, даже выдающие себя "ближайшими соратниками Королева", которые постарались внести свою ложку дегтя в тотальное очернительство нашей истории. Была пущена версия, которую никто не посмел бы высказать при жизни С.П. Королева, о немецких корнях наших космических достижений. Кому и зачем понадобилась эта "версия", я полагаю, объяснять не надо, она имеет те же "корни", что и побасенка о том, что никакого полета Ю. Гагарина не было.

Ну а уж если говорить о корнях действительных, то это не секрет: это Н.И. Кибальчич (1853–1881), К.Э. Циолковский (1857–1935), Ю.В. Кондратюк (1897–1942), это группа по изучению реактивного движения (ГИРД), созданная в 1932 году С.П. Королевым, М.К. Тихонравовым и их соратниками. Это реактивная артиллерия, созданная нами перед Великой Отечественной, это самолет БИ-1 с жидкостным реактивным двигателем, который еще в 1942 году испытывал Г.Я. Бахчиванджи, это наши боевые реактивные самолеты, уже в 1950 году ни в чем не уступавшие американским и, как показала война в Корее, даже превосходящие их.

Что же касается немецких самолетов-снарядов "Фау-1" и баллистических ракет "Фау-2", созданных в Германии во время второй мировой войны и рассчитанных на то, чтобы поставить Англию на колени, то сам бог велел воспользоваться тем, что само пришло в руки, зачем велосипед-то изобретать?.. Но эти изобретения никак не тянут на роль наших учителей, А вот американцам немецкие ученые и практический ненецкий опыт помогли самым решающим образом. Именно немецкие корни лежат в основе американской ракетно-космической программы 60—70-х годов.

Космический корабль "Восток-2" завершал серию советских пилотируемых полетов, начатую гагаринским "Востоком". В полном разгаре была работа по созданию новой серии, получившей название "Союз", ставшей шагом вперед в нашей космической программе, и вдруг 14 января 1966 года на операционном столе обрывается жизнь С.П. Королева. Это был сильный удар и невосполнимая потеря.

А в тот удивительный год гагаринского полета 16 ноября 1961 года Военная коллегия Верховного суда СССР пересмотрела дело моего отца и отменила приговор Военной коллегии от 21 января 1940 года. С.Ф. Реденс был реабилитирован посмертно.

Вскоре нам была возвращена вся наша квартира, конечно, мы порадовались этому обстоятельству, тем более что семья расширилась. И буквально через несколько месяцев, 19 марта 1962 года, к нам пришла печальная весть из Казани: в возрасте сорока одного года скончался Василий. Мы боялись расстроить мать, которая очень любила Василия, и скрыли эту весть, но она все-таки узнала об этом. Похоронили Василия в Казани, и до сих пор, несмотря на ваши просьбы, он покоится в этом городе, который, в сущности, не связан с его биографией.

Здоровье мамы на глазах становилось все хуже и хуже, ее часто мучили приступы стенокардии, но в больницу ложиться она не хотела, да и лекарства принимать не любила. После известного "принудительного лечения" врачей она совсем перестала жаловать. Но вот весной 1964 года в медпункте 4-го Главного управления Минздрава СССР, который находился в соседнем подъезде нашего дома, прислали нового терапевта. Докторша понравилась маме, она прониклась к ней доверием и дала уговорить себя лечь в Кунцевскую больницу. Произошло это в середине июля.

Домой она уже не вернулась, болезнь прогрессировала, и четвертого августа она скончалась, Светлана написала в своей книге: "Анна Сергеевна умерла в августе 1964 года в загородной Кремлевской больнице. После тюрьмы она боялась запертых дверей, но, несмотря на ее протесты, ее однажды заперли на ночь в палате. На другое утро обнаружили ее мертвой". Я удивлен этими сведениями, но думаю, Светлана далека от истины.

Мама умерла во вторник, а накануне, в воскресенье, мы все у нее были в больнице. Был и Леонид, Светлана с Джоном Сванидзе, я был у нее последним. В Москве в те дни стояла изнуряющая жара, которую мама с трудом переносила. Больница ей не нравилась, и она просилась вернуться домой. Договорились, что на следующей неделе я заберу ее домой, и она будет лечиться дома. Как раз утром во вторник я позвонил лечащему врачу и спросил, когда лучше всего за ней приехать. Врач сообщил, что утром ей стало хуже, начался приступ стенокардии, поэтому надо обождать денька два. На том и порешили, а в середине дня к нам домой позвонили из больницы, дома была жена, и сообщили, что Анна Сергеевна умерла. Для нас ее смерть была все-таки неожиданной.