И всё, что будет после… - Наталия Новаш

– И вы… всех действительно любите?

Пани Зося невесело рассмеялась:

– Вы по-прежнему мне не верите? А как же заповедь о всеобщей любви к людям?

«Но это… совсем другое!» – хотел сказать Вишидананда, но слова не смогли вырваться из груди, потому что он понял: «Нет, не другое…Это он хотел сказать ей сейчас ложь!» И он вспомнил суровую местность в Тибете, где трудно выжить, и где совсем недавно в нелёгкий момент его странствий его спасла, приютив у себя, одна семья. Семь братьев имели одну жену, и каждый из них удивлялся иным порядкам, им казалось безнравственным и эгоистичным желание иметь жену только для себя!

– О всеобщей любви говорил не только ваш учитель, Нарен! Это, пожалуй, лучшее, что есть у Достоевского, и в христианстве оно тоже есть! Я в детстве часто задумывалась, как можно любить всех людей? Всех… Признайтесь, что понять это нелегко. Весьма непросто! Но в отношении детей – тут, пожалуй, легче, потому что детей можно любить всех. Только, знаете… – Она несколько секунд молчала. – У меня бывает такое мучительное чувство, оно именно мучительно, как болезнь… Вдруг, глядя на крестьянских детей, испытываешь острую жалость к какому-нибудь мальчишке, который играет вместе с другими, гоняет мяч, как все, или сидит за партой – до того острое чувство, что его трудно перенести! А в последнее время оно появляется всё чаще. Дети, деревенские дети вызывают острую жалость, как будто их ждёт какая-то страшная судьба.

– Ваш брат вызывает такое чувство?

– Нет… Я просто люблю Петю! Вы думаете… это предвидение? Можно ли будущее предвидеть?! Как обернётся у каждого судьба?

«Можно ли будущее изменить!? – вздрогнул Нарен. Вот что было для него сейчас важно. – Можно ли, если уже знаешь!» Он знал всё, что будет с ним после, он увидел это в одно мгновение, тогда, стоя рядом с ней на кочке…. Только, вдруг, это было наваждением? Поэтому он сказал:

– Зося, я тоже вас люблю! Я думаю, вам нужно поехать со мной в Америку. Я еду туда, чтобы рассказать миру про страдания моей родины, ей нужна свобода. Я думаю, надо поехать вам. Там развивается правильное общество, и люди там свободны от предрассудков, там медицина, там наука. Там женщины не умирают в родах. Им делают операции и переливают кровь.

– Я думаю, – ответила она просто, – я тоже вас люблю! Быть может, я смогла бы стать спутницей в вашем путешествии, думаю, такая спутница вам бы подошла. Но вам не нужна спутница, обременённая семьёй! А я не смогу бросить папу и брата! Они без меня пропадут, Нарен! Я хочу поблагодарить вас за подарок! – Она смотрела на него своими сияющими глазами, и они говорили больше, чем слова; прекрасней мгновения он не помнил. – Как вас благодарить?

Нарен проглотил комок в горле и покачал головой – он вдруг снова увидел всё, что с ним будет… Поэтому он сказал:

– Просто пожелайте мне…

– Чего?

– Индия… Индии… нужна свобода!

– Может быть, вы её и добьётесь!.. Что бы там ни говорили, а миром движет любовь.

Девушка быстро подошла к молодому человеку, тот трепетно склонился к её лицу, и она его поцеловала.

Поцелуй длился долго, и старик в лохмотьях, который смотрел из леса, вдруг поднял руку, стиснутую в кулак, и с досадой рубанул по воздуху, словно саблей. Он дёрнул себя за бороду, и борода полетела в траву. Он сорвал с головы седой парик, потом выплюнул что-то изо рта – и оказалось, что он молод и красив. Ему было не более сорока, или гораздо меньше того. Он был строен, черноволос, с тонкими усиками под гримом и лёгкой сединой на висках.

Когда молодые люди, пройдя мимо придорожной каплицы, скрылись из виду, незнакомец вышел на середину дороги и, глядя на перекрёсток, замахал рукой.

Послышался стук колёс, и карета, ждавшая не перекрёстке, быстро поехала ему навстречу.

– Одежду! – бросил кучеру незнакомец, срывая с себя лохмотья, и невысокий коренастый слуга с хитрым взглядом раскосых глаз подал брюки, потом – пиджак, сшитый по столичной моде.

Прежде чем сложить в мешок весь свой гримировочный антураж, молодой человек вытащил из бесформенных лохмотьев золотой брегет на цепочке и две новенькие золотые монеты.

* * *

Нарендранат Вишидананда опустил голову на подушку и вздохнул. Солнце уже не светило в окно. Оно ушло вверх, за верхушки деревьев.

Он представил вчерашний поцелуй девушки, их возвращение в усадьбу и переполнявшее его чувство счастья… Такие, как пани Зося, дарят всем это чувство, они вызывают его в душе – и поэтому благословенны, и прекрасны, как музыка, их явление на земле сравнимо с величайшими шедеврами искусства – они дарят всем ощущение любви, и в нём больше блаженства, чем в религии… Внезапно он закрыл глаза. Дальше вспоминать не хотелось. Хотелось поскорей встать, собрать вещи и сесть в дорожную карету, чтобы в смене дорожных пейзажей обрела забвение его память, но память навязчиво оживляла самую мучительную картину и последний миг счастья.

Он вечен, этот прекрасный миг… Солнце светит на белые мраморные ступени. Пани Зося неспешно поднимается по широкой мраморной лестнице…

Нарен шёл рядом, и душа была на пороге Нирваны, его заполняло чувство счастья – ощущение любви… И вдруг там, у крыльца остановилась карета. Девушка оглянулась, из кареты выскочил незнакомец, и они посмотрели друг на друга… Их взгляды встретились… Нарен перехватил её сияющий взгляд – он увидел эти прекрасные фиалковые глаза – и двери Нирваны захлопнулись навсегда, радость ушла из сердца. Так отхлынет вдруг ласковая волна во время отлива…

А ведь ничто не предвещало такого завершения прогулки! Они вместе шли по дороге, в лесу весело пели птички. Солнце ласково золотило ветки цветущих лип и волосы девушки, ярко вспыхивала роса в траве, и сверкали алмазы в лепестках золотого медальона на шее красавицы. А вокруг были вольные склоны холмов – зелёные дали лугов и перелесков… Позади остались каплица и озеро за кустами, всё было, как в сказке.

У дома их уже встречали… Гости несколько волновались, но ни у кого не было повода горевать, все были веселы и смеялись. Всё случилось, когда стали заходить в дом.

К крыльцу подкатили сразу две кареты. Из одной вышли отец пани Зоси с её братом. Они вернулись из Вильни, где был окончательно выбран для Пети университет. В другой карете приехал столичный следователь…

И радость ушла из сердца, хоть внешне всё шло своим чередом: был завтрак, счастливые улыбки хозяйки и шумные поздравления с днём рождения. Гости преподнесли подарки. При этом, правда, вышел конфуз… Сути Нарен не понял, только догадывался, что девушка потеряла серёжку, видимо, в шутку пообещав, что выйдет замуж за того счастливца, которому посчастливится её найти. «Счастливцами» оказались сразу двое – московский купец, друг и покровитель семьи, и местный шляхтич. Да ещё пронырливый мужичонка по имени Фома, из пришлых батраков, нашёл точно такую же в озере, где паненка купалась. Двое «счастливцев» вынуждены были признаться, что приобрели «находки» у Фомы, и тогда молодой гвардеец, которого звали Серж, с виду просто мальчишка, тотчас предположил, что Фома заказал поддельные у цыган, чей табор уж который год стоял неподалёку и где Фома купил точно такого жеребца, какого Серж приглядел себе прошлым летом. А ведь цыганы, как всем известно, торгуют не только лошадьми, но и краденым, и потому связаны с ювелирами…