Сельва умеет ждать - Лев Вершинин

И тотчас одобрительно загалдели женщины.

— Правильно сказала, Муу-Муу! Как шелудивых гхау, чтобы другим неповадно было!

— Тише, длинноволосые! Суд еще не закончился, — поднимаясь с камня, остановил их старец, восседающий посредине. — Решать будем после, а сейчас пусть скажут сами эти… Скажи, женщина, почему ты впала в грязь и грех с этим мужчиной? — не глядя на подсудимую, спросил он. — Может быть, муж твой плохой, не годится для брачной жизни? Или же твой Могучий отрекся от своих заблуждений и признал правду Тха-Онгуа?

Все насторожились. И хотя это была обычная судебная формальность, предусмотренная «Первозаповедью» для таких случаев, тем не менее толпа жадно уставилась на преступницу, ожидая ее ответа. Но она, по-видимому, не только не поняла, а даже не расслышала ответа.

Который, однако, было необходимо получить.

— Отвечай! — присоединился к судье каноноревнитель.

Искусанные губы женщины слабо пошевелились, но и слабенький шепот в абсолютной тишине был отчетливо слышен:

— Джех, Джех… Скажи же им, Джех… Лицо Могучего передернулось, рыжие волосы встали дыбом.

— Руки развяжите, чур-рки захарчеванные! — Он, оказывается, неплохо владел нгандуани, разве что слегка пришепетывал. — Совсем озверели, да? Я ж в Машке братве все расскажу, — глаза его сверкнули, — вам, козлы, Дугермез раем покажется! — Теперь он обращался уже только к обер-оперу: — Кирила Петрович, батяня, глянь, что чучмеки с моей скво вытворяют! За что? Может, у нас с Шуркой любовь! Может, я ее с собой на Ундину забрать хочу?

При упоминании Ундины женщина встрепенулась. Крис Руби, мало что понимая в происходящем, до сих пор предпочитал помалкивать в предвидении грядущих переговоров. Но отчаянные крики поселенца пропустить мимо ушей было невозможно.

— Господин обер-опер, сделайте же что-нибудь!

— Да уж, видно, пора… — невозмутимо буркнул Мещерских.

Натянув потуже фуражку, он отцентровал ее так, что кокарда оказалась строго над переносицей, одернул куртку и надул щеки.

— Ты, Джек Кеннеди, заткни хлебало, с тобой у меня особый разговор впереди! — Рык его рухнул на , толпу, вмиг погасив гам. — А вы, люди, цыц! Я сказал: цыц! Погалдели, и будет! Слышите? Слушали все.

— В ваши дела я никогда не лез, — продолжал обер-опер, несколько сбавив тон. — Это всем ведомо. Так?

Никто не оспорил.

— А только тут, братцы вы мои, уже не ваши дела. — Мещерских развел ручищами, как бы извиняясь. — Джеймс Сайрус Кеннеди есть гражданин Галактической Федерации, следственно, туземной юрисдикции отнюдь не подлежит. Как и законная супруга его, Кштани, — обер-опер осенил себя крестным знамением, — во святом крещении Александра Федоровна. Так что, граждане аборигены, попрошу расходиться! А ты, Ваяка, — он повернулся к М'бууле М'Матади, по-прежнему молчаливому и бесстрастному, — балуй-балуй, да знай меру. Ну-тка, скажи им, пущай уймутся, не то… Ты ж меня знаешь!

Князь, похоже, нисколько не сомневался, что ему ответят.

Действительно, изваяние ожило.

— Я знаю тебя, мьенту О'Биеру. Многие здесь знают тебя. И чтут. Ибо ты справедлив. Зачем ты обращаешься ко мне? Я, М'буула М'Матади, здесь такой же зритель, как ты. Судят люди. Их и следует спрашивать. — Пылающие очи чуть сдвинулись влево. — Что ответишь защитнику ты, мудрый ийту?

— Защищать их незачем, — гневно вскинулся каноноревнитель, — да и от чего защищать?.. От собственной грязи и от греха спасет один Тха-Онгуа, но она, эта нечестивица и блудница, забыла и Творца, и «Первозаповедь», и обычаи предков, а он, презренный, даже и не желал знать! Ты мог, — он резко повернулся к притихшему поселенцу, — ты мог уйти в степь, припасть к ногам Сокрушающего Могучих, и свет Творца воссиял бы над тобою! Тогда ничто бы не мешало тебе, открыто придя в поселок, просить почтенного супруга уступить тебе женщину, а он, подумав, назначил бы выкуп. Так поступают честные люди! Не правда ли, уважаемый Йайанду?

— Верно, — кивнул потерпевший. — Дети Творца всегда договорятся.

— Но нет, ты поступил иначе! Как гхау, вы удовлетворяли свою похоть, как гхау, вы и умрете, — гневно завершил ийту.

Вздох, тяжелый и протяжный, прошел над толпой. Старец в зеленой повязке, опираясь на костыль, поднялся на ноги.

— На основании заветов «Первозаповеди» и по воле Тха-Онгуа, открытой нам устами М'буулы М'Матади, эти грязные животные подлежат позорной смерти в ямах. Каждый Истинно Верный, каждый мужчина и каждая женщина, присутствующие здесь, с чистым сердцем и с твердой верой должны кинуть камень в них. Мужчины — в негодяя Могучего, опозорившего честь людей с берегов Уурры и хижину почтенного Йайанду. Женщины — в блудливую потаскуху, забывшую Творца, мужа и закон. Ведите их, и да свершится суд по воле Тха-Онгуа.

Толпа задвигалась.

Шевельнулись и оцепенело стоящие осужденные.

Рыжий поселенец, отчаянно брыкаясь, выкрикнул что-то, чего не смог разобрать Крис, но отлично понял Мещерских. Но двинуться на выручку уже не смог: толпа сжала круг, плотным кольцом окружив землян.

Джек Кеннеди яростно отбивался, выкрикивая ругательства на лингве и на нгандуани, пытался вырваться из десятка рук, отрывающих его от вопящей женщины.

— Только теперь понял, что перед Творцом все равны? — усмехнулся ийту. — Продолжайте, люди, М'буула М'Матади смотрит на вас!

Две женщины вытолкнули вперед осужденную, а третья, пожилая, с сухим и морщинистым лицом, стала остригать ее пышные волосы большими, грубо сделанными ножницами, которыми по весне стригут мбэбэ.

Могучего, упиравшегося и пытавшегося ногами отбиться от схвативших его мужчин, поволокли к яме, вырытой у дороги. Вторая чернела рядом. Темные неширокие дыры, локтей по шесть-семь глубиной, с краев которых еще осыпался песок. Сырой запах приречной земли шел от влажной ямы. По обе ее стороны уже выстроились мужчины, разбирая камни из заранее насыпанной горы камней; тут были острые обломки гранита, и круглые булыжники, и собранная подростками крупная речная галька, и большие, величиной с некрупную мйау, куски черного камня, принесенные из оврага.

У второй ямы толпились старухи, нетерпеливыми возгласами подгоняя обступивших блудницу женщин.

— Батя-а-аня! — в крике уже не было угрозы, только дикий страх.

Обер-опер рванулся изо всех сил, но тщетно. Джек Кеннеди еще раз попытался вырваться, но связанные руки мешали ему. Он тяжело вздохнул и затих, обводя мужчин затравленным взглядом. На миг все замерло. Потом стоящий позади него крепыш пихнул поселенца в спину, другой поддал коленом, и Могучий с глухим воплем свалился в яму. И тотчас же туда полетели камни…

Били все: и старики, и молодые; бросали судьи и каноноревнитель, мальчишки, калеки и даже семеро Инжинго Нгора из свиты Сокрушающего Могучих, люди чужие в этих местах и не знающие никого из здешних. Вне общего безумия остались только зажмурившийся Крис, багровый от ярости Мещерских и меленько крестящийся Ромуальдыч.