Тайная слава - Артур Мейчен

Едва дописав последнее слово, я дрожащими, неверными руками разорвал листок в мелкие клочья, бросил их в полыхающий камин, убедился в том, что они вспыхнули и почернели, а затем стер в порошок оставшиеся серые хлопья пепла. Никогда с тех пор я не писал и уж, конечно, никогда не напишу этих чудовищных слов — слов, которыми человека можно вновь низвести до скверны, из коей он поднялся к свету, и облечь плотью змеи или какого-нибудь другого мерзкого пресмыкающегося.

Теперь оставалось одно, но самое важное: я знал, но жаждал видеть. И вот спустя некоторое время мне удалось снять дом в окрестностях Серых Холмов, неподалеку от хижины, где жила миссис Кредок с сыном Джарвисом. Наверно, не стоит вдаваться в детальное описание всех событий, которые произошли со мной здесь.

Я был уверен, в Джарвисе Кредоке течет кровь "чудесного народа", и позднее узнал, что мальчик не раз встречался с сородичами в самых укромных местах этого пустынного края. Когда однажды я услыхал, как он в очередном припадке говорит или, скорее, шипит на жутком наречии черной печати, ликование, боюсь, заглушило во мне жалость. С уст его слетали тайны подземного мира, в том числе — словесное воплощение ужаса "Иксаксар", о значении, произнесении и начертании которого я предпочитаю умолчать.

Но один случай я обязан рассказать. Однажды глубокой ночью я проснулся от уже знакомых свистящих звуков, прошел в комнату к несчастному мальчику и увидел, как он в конвульсиях, с пеной у рта, мечется по кровати, словно уворачиваясь от нападающих на него демонов. Я отнес его к себе в комнату и зажег лампу.

Он корчился на полу, умоляя вселившуюся в его плоть силу убраться туда, откуда она пришла. На моих глазах тело его разбухло, вздулось, как пузырь, лицо почернело; и вот тогда, в этот решающий момент, я сделал все, что требовали предписания печати, и, отбросив угрызения совести, поступил, как подобает настоящему ученому — стал хладнокровно наблюдать за происходящим.

Зрелище, развернувшееся передо мной, превосходило самые дикие фантазии. От тела на полу отделилось Нечто, вытянулось, липким колышущимся щупальцем обхватило бюст на шкафу и переставило на бюро…

Когда все было кончено, я до самого рассвета не мог найти себе места. Бледный, дрожащий, исходя потом я расхаживал по кабинету и тщетно уговаривал себя: "Ты не видел ничего поистине сверхъестественного. И кроме того, змей, выпроставший и втянувший обратно свои жуткие щупальца, был не самым значительным из всего, что предстало перед твоими глазами". Но неодолимый ужас отметал все доводы разума, и я не переставал клясть себя за причастность к ночному происшествию.

Остается добавить совсем немного. Я отправляюсь на последнее испытание, на последнюю схватку, ибо я решился на все и готов встретиться лицом к лицу с "чудесным народом". Со мной будет черная печать, и я надеюсь, что знание ее тайн поможет мне. Но если я, по несчастью, не вернусь из этой экспедиции, не стоит даже и гадать о моей ужасной участи.

Этими словами заканчивалась рукопись, которую оставил профессор. Я читала ее всю ночь, а утром взяла с собой Моргана, и мы отправились к Серым Холмам но следам пропавшего профессора.

Мое и без того унылое настроение усугублялось дикой глушью того края — со всех сторон нас окружали голые зеленые холмы, усеянные серым известняком и валунами, которым разрушительное время придало фантастическое сходство с фигурами людей и животных. Наконец, после долгих часов изнурительных поисков, мы обнаружили часы с цепочкой, кошелек и кольцо, завернутые в плотный пергамент.

Когда Морган разрезал жгут, которым был перевязан сверток, и достал вещи профессора, я расплакалась, но, заметив повторяющиеся на пергаменте знаки черной печати, умолкла в ужасе. Наверное, только в гот момент я впервые осознала, насколько страшна была участь, постигшая моего недавнего хозяина.

Скажу еще, что адвокат профессора Грегга отнесся к моим свидетельствам как к сказке и наотрез отказался даже заглянуть в документы, которые я положила перед ним. Это на его совести появившееся в печати заявление о том, что профессор Грегг утонул, а тело его было унесено в открытое море.

Мисс Лелли замолчала и вопросительно посмотрела на мистера Филип пса. Тот был погружен в глубокое раздумье. Потом он поднял глаза и задумчиво воззрился на царившую на площади вечернюю толчею — на спешивших к ужину (который, впрочем, и ему пришелся бы очень кстати) мужчин и женщин, подозрительные фигуры оборванцев, сновавших гуда-сюда в поисках оброненных окурков, и веселые стайки зрителей у дверей мюзик-холлов. Гам и суета обыденной жизни показались ему в тот момент не явью, а неким видением — воспоминанием о сне, что является нам в утренней полудреме.

— Благодарю вас за интереснейший рассказ, — сказал он наконец. — Я абсолютно убежден в его полной правдивости, хотя, как вы сами понимаете, на взгляд здравомыслящего человека он более чем дик.

— Сэр! — ответила дама, снова воспылав негодованием. — Вы огорчаете и обижаете меня! Неужели вы думаете, что я стала бы тратить ваше и свое время на пустую болтовню?

— Простите, мисс Лелли, вы меня не так поняли. Еще до того, как вы заговорили, я знал, что все сказанное вами будет от чистого сердца. Пережитый опыт куда ценнее всякой bona fides[87]. Самые невероятные обстоятельства в вашем рассказе прекрасно согласуются с новейшими научными теориями. Профессор Лодж, уверен, крайне высоко оценит ваше сообщение — я уже давно очарован его смелой гипотезой, объясняющей чудеса так называемого спиритуализма. Однако вынужден признать, что ваш рассказ выводит эту проблему за рамки простой гипотезы.

— Увы, сэр! Это не поможет мне. Вы забыли, что я только что потеряла брата — потеряла при самых подозрительных и страшных обстоятельствах. Я хочу еще раз спросить вас: не видели ли вы его, когда шли сюда? Черные усы, очки, беспокойно озирается по сторонам…

— Сожалею, но я никогда не встречал подобного человека, — сказал Филиппс, который к тому времени успел напрочь забыть о пропавшем брате. — Но позвольте задать вам несколько вопросов. Не случалось ли вам замечать, что профессор Грегг…

— Простите, сэр, но я и так задержалась. Меня ждут хозяева. Благодарю за сочувствие. До свидания.

Прежде чем мистер Филиппс успел оправиться от изумления, вызванного столь внезапным окончанием разговора, мисс Лелли смешалась с толпой, теснившейся на подступах к театру "Эмпайр".

Филиппс пришел домой в глубокой задумчивости и, сам того не замечая, выпил несколько чашек чаю подряд. В десять часов вечера он вновь приготовил себе свежую заварку и принялся набрасывать черновой план небольшой статьи под названием "Протоплазменная реверсия".

Случай в баре

В свободное время мистер Дайсон частенько размышлял о необычной истории, которую ему довелось услышать в кафе "Турень".

Во-первых, он испытывал глубочайшую уверенность в том, что зерна истины рассыпаны в гладкой на вид повести о мистере Смите и урочище Черных Скал чересчур скаредной рукой; во-вторых, ему трудно было отрицать факт бесспорного волнения рассказчика. Чего стоили одни только эмоции! Они были слишком бурны, чтобы заподозрить притворство. Прогуливающийся по Лондону праздный джентльмен, которого преследует страх встречи с молодым человеком в очках, — что-то в этой сюжетной завязке крайне озадачивало Дайсона. Он изо всех сил напрягал свою память, безуспешно пытаясь припомнить какой-нибудь литературный аналог.