Верховный Издеватель - Андрей Владимирович Рощектаев
Шрифт:
Интервал:
– Знаете. Когда я мельком вижу какие-то очень красивые места, мне кажется, что это не я, что меня здесь нет. Они мелькнули – и я мимо мелькнул, и меня с ними уже не осталось. Вы понимаете? Когда красиво и быстро, всё как будто не взаправду. Раз – и уже ничего нет. Я иду временно, вижу временно, радуюсь – временно. Мы же все тут именно бываем, а не есть…
Он не понял, поняла ли Вера.
(1). А. Макаревич, "Улетай"
2. Лошади
…Но, слышишь, я стучу. Открой!
Так причисли нас к ангелам среди зверей,
Но только не молчи – я не могу без огня!
И где б я ни шёл, я всё стучусь у дверей:
Господи мой Боже, помилуй меня.
Б. Г.
Саша стоял в церкви Ильи Пророка в Ярославле, конечно, не подозревая, что видит те самые фрески, по которым Марина написала целую повесть. Некоторые сюжеты она ему, правда, успела объяснить. Про вознесение Ильи Пророка Саша с сожалением заметил, что "лошади ускакивают прямо в иконостас и у них лиц не видать".
– Да что ты, лошадиных морд никогда не видел, что ли? – усмехнулся Кирилл, а он серьёзно возразил:
– Ну, это ж тебе не простые лошади – может, у них там какое-то особое выражение лиц? Может, я гляну им в глаза – и сразу всё пойму.
– А что ты хочешь понять?
Саша пожал плечами…
– Рыбинск – наверное, самый христианский город на Земле! – сказала вдруг Вера.
– Почему?
– Рыба же – символ христианства.
Рыбинск поражал грандиозностью своего собора – самого большого во всём Верхнем Поволжье, – и своего гидроузла, породившего опять-таки самое большое (в мире?) искусственное море. Здесь теплоходу предстояло пройти шлюзы и торжественно вступить в ночь и водохранилище.
Был уже вечер, когда пенно и шумно заработал могучий водный лифт, поднимая корабль на новый речной этаж. Причём, лифт, пассажирам которого не грозит клаустрофобия. Вместо крыши – небо, и отсюда, из искусственного ущелья, оно кажется особенно синим и глубоким. С каждым метром плавного подъёма оно всё ближе.
И для Саши, и для Ромы это было первое в жизни прохождение шлюза. Чем-то оно всегда завораживает и детей, и взрослых.
– Ой, это как Стена Плача в Иерусалиме! – всплеснула руками Вера. – Там люди так же стоят, я видела.
Народ собрался вдоль палубы, сосредоточенно глядя впритык в зеленовато-чёрную от ила стену, словно она вдруг стала чем-то самым важным на свете и даже могла им о чём-то поведать. Массовое любопытство иногда смотрится со стороны, как молитва. Если б здесь оказался первобытный человек, он бы точно решил, что люди поклоняются стене.
Но самым волшебным было то, что она уменьшалась на глазах – и скоро, без сомнения, должна была сойти на нет. Вода, как длань Божья, плавно возносила корабль в тот простор, где стен уже нет. И нет необходимости им поклоняться. И плакать перед ними.
– А вы бывали в Иерусалиме? – сделал вывод Кирилл.
– Да, с паломничеством ездила, – сказала Вера. И через секунду то ли всерьёз заявила, то ли скаламбурила:
– Вере надо бывать в Иерусалиме. А Рома бывал в Риме?
– Почему "была"? Я не была, а был! – поправил Рома, которому очень не хотелось, чтоб его из-за длинных волос перепутали с девочкой (ему отчего-то послышалось "была").
– Ну да! я же вижу, что ты мальчик… что ты – был! Ну и как там?
– Да не был я в Риме, – неожиданно сказал он.
– Так ты же только что сказал – был! – запуталась Вера.
– Нет, я только сказал: "Не была, а был…" Но я – не был!
– Не был, но знаешь! – засмеялась вдруг Вера. – Это как поговорка про ад: лучше там не быть, но знать, чем не знать, но быть!
– Смотрите! – восхищённо закричал вдруг Ромка, случайно подняв голову.
У шлюза стояла белая лошадь. Как-то замедленно, полусонно двигая губами, она ела всё, что ей протягивали с палубы, давала себя ласкать и похлопывать прямо через перила, чем особенно были довольны дети. Подавляющее большинство из них вообще никогда так близко не видали лошадей… Два мира соприкоснулись, как в сверхъестественном явлении, и только маленькие перила разделяли их. Тем более удивительно, что при этом она всё-таки стояла на берегу, а пассажиры всё-таки оставались на корабле.
Лишь потом стало ясно, что лошадь – слепая. Для неё не существовало ни шлюза, ни корабля: она чувствовала только протянутые к её морде ласкающие ладони. Она регулярно, несколько раз в день, выходила им навстречу, как-то ощущая прибытие того, чего не видела. Непонятным для людей образом она распознавала пропасть, в которой пенилась и бурлила, двигая корабли, то вспухающая, то опадающая вода. И как-то она до сих пор в неё не свалилась! Хранимая Кем-то, спокойно стояла на самом краю искусственного потопа и ничего не боялась. Кто-то из работников шлюза, сказал, что живёт она тут давно – они её приютили, и теперь "она вот так вот здоровается с каждым кораблём".
Казалось, лошадь вот-вот зайдёт на палубу – точь-в-точь как ослепительно-белый единорог на ярославских фресках первым входит в Ноев ковчег. Но… лошадь не была единорогом, а теплоход – Ковчегом, и двум мирам предстояло разминуться, оставив лишь смутную память друг о друге.
Восторгу Ромки буквально не было предела:
– Вот смотрите, мы ж поднялись в шлюзе, как в лифте – а нас встретила лошадь!.. Да? Помнишь, мам, ты говорила вчера про духовные лифты? Значит, эта лошадь – она как бы уже в раю. Раньше нас поднялась! Лифт опередила…
Потом, через некоторое время, он поднял уже не раз повторявшуюся тему:
– Мам, ну, ты всё-таки отдашь меня в конную школу?
– Посмотрим, – отвечала Марина. – Если уж так сильно хочешь…
"После сломанных ног – как раз в самый раз в конную школу! Может, тогда уж лучше сразу в рай, за лошадкой". – подумал Кирилл. Но он уже знал, что Марина Ромку точно не "пожалеет". И знал, что Ромка буквально с ума сходил от лошадей:
– Ну вот что там кошки или собаки? Я их так-то, конечно, тоже люблю… но на них же не прокатишься! – рассуждал он. – А на собак у меня, кстати, ещё и аллергия. А на лошадей… наоборот: аллергия, когда их долго не вижу!
– Что ж, у каждого свои предпочтения, – сказала Марина. – Помню одноклассника, который больше всего на
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!