Фридрих Вильгельм I - Вольфганг Фенор

Да, Афины-на-Шпрее Фридриха I и Софьи Шарлотты превратились в Спарту-на-Шпрее. Фридрих Вильгельм велел оценить собранную Великим курфюрстом и Фридрихом I коллекцию живописи и чуть не потерял от радости рассудок, узнав, что за нее можно получить добрую тонну золота. Вот он, государственный резерв на случай эпидемии или голода! Затем он велел убрать картины и больше ни разу на них не взглянул. Придворный художник-француз Антуан Песнэ был единственным, чье имя он не вычеркнул из штатного расписания: время от времени возникала необходимость дарить иностранным вельможам портреты членов королевской семьи. За все прочие задания по приказу короля брались мастера прикладной живописи Вайдеман, Мерк и Деген. Деген увековечил военные победы Великого курфюрста, Мерк изображал охотничьих собак и добытых Фридрихом Вильгельмом кабанов и оленей (крупно и пестро, насколько возможно). Наконец, Вайдеман всю жизнь занимался созданием портретов «верзил» в полный рост.

Университеты Пруссии — в Кёнигсберге, Галле, Франкфурте-на-Одере — короля заботили мало. Благосклонно он относился лишь к факультетам теологии и медицины, занимавшимся душой и телом человека. Иногда он присваивал профессорам титулы тайных советников, но идея повысить их жалкие гонорары в голову королю не приходила. Так что профессора нанимались учеными экспертами или подрабатывали сочинением диссертаций. Но если они не приходили на лекции — пусть в аудитории сидел всего лишь один студент, — король угрожал им штрафами. Профессорам полагалось нести службу так же, как добросовестным солдатам его армии.

Не намного лучше обстояли дела в гимназиях. Фридрих Вильгельм чихать хотел на изысканное образование, подобавшее отпрыскам состоятельных семей. Иоахимстхальская гимназия принесла Берлину славу питомника гуманистических традиций и теперь могла бы значительно расширить комплекс своих зданий, но короля-солдата это не волновало: гимназия и так располагала владениями, неприкосновенность которых была закреплена указами Великого курфюрста. При пожаре в церкви Св. Петра Кёльнская гимназия сгорела дотла; дирекция попросила у короля на ее восстановление 3000 талеров. Король не дал ни гроша, но выделил гимназии пустырь для стройки. В течение многих лет гимназисты ютились в подсобных помещениях ратуши. В 1735 г. среди этих гимназистов находился и некий Иоганн Иоахим Винкельман, ученик сапожника из Стендаля. Днем он учился, а по вечерам стоял на берлинских улицах с протянутой рукой и пел, чтобы заработать пару пфеннигов. Позднее Винкельман прославился, став основателем научной археологии.

Жалкое существование влачили музы и науки в государстве короля-солдата. Все, требовавшее денег, но не приносившее немедленной выгоды, являлось для него непозволительной роскошью, частью ненавидимого, помпезного мира отца, которому он заранее объявлял войну. Литература, архитектура, эстетика — все, что «украшает бытие», в годы его правления существовало тайком, в салонах королевы, в кабинетах кронпринца и принцессы Вильгельмины. И на все это король смотрел с подозрением. При Фридрихе Вильгельме I Пруссия оставалась плацем, где звучали команды и раздавались залпы «пелетонов», рабочей площадкой, где все трудились засучив рукава, но прежде всего — своего рода усадьбой с распорядком, подчиненным ее великим хозяином исключительно законам «экономии».

Лишь в последние пять лет жизни короля его враждебность к ученым пошла на убыль. Целебный опыт королю принесло «дело Вольфа». Уроженец Бреслау, Кристиан Вольф (о нем уже шла речь на известном «диспуте» во Франкфуртском университете) с 1706 г. занимал кафедру математики и философии в университете Галле. Он стал первым профессором, читавшим лекции по математике на немецком языке. Вольф создал философскую систему рационализма и прославился на весь мир своими попытками дать математические основы логике, метафизике, естественному праву, да и всем философским постулатам. Его статьи и книги представляли собой собрание многословных рассуждений, написанных весьма громоздким языком и никому до конца не понятных. Но благодаря холодной рассудительности устных выступлений он стяжал такую философскую славу, которую до него имел только Лейбниц, а после него — Кант. Учение Вольфа завоевало все университеты, и студенты, опьяненные духом начинавшейся эпохи Просвещения, штурмовали залы, где философ читал лекции. Разумеется, месть его коллег — во главе с теологом Иоахимом Ланге и деканом Августом Германом Франке — не заставила себя долго ждать. В 1721 г. Вольф прочитал лекцию о высокой морали китайцев, поднося, естественно, тем самым зеркало к облику европейского общества. И коллеги обвинили его в неуважении христианской этики. От имени теологического факультета Ланге и Франке написали королю жалобу на Вольфа, чьи лекции якобы прививают студентам отвращение к слову Божьему.

Фридрих Вильгельм ничего не понимал в ученых спорах, и письмо это отложил в сторону. Но на беду, тогда же в Берлин из Галле приехали генералы фон Нацмер и Лёбен. Вечером, сидя в Табачной коллегии, они рассказали, как Вольф защищает на своих лекциях учение Лейбница о предопределенной изначально гармонии в отношениях души и тела. При упоминании Лейбница глаза короля налились кровью. Этого «безмозглого дурака», умершего в 1716 г., король хорошо знал с детства. Именно Лейбниц своей заумью разбил сердце его нежной матери и отвратил ее от Бога, именно этот бездельник только и мог вопрошать о «причине причин», а сам, по мнению Фридриха Вильгельма, не умел даже ружье «на караул» взять. А еще генералы объяснили королю: учение Вольфа о предопределенной гармонии снимает с человека ответственность за его поступки. Поскольку все и так уже предопределено, пойманный дезертир теперь сможет ссылаться на предопределенную гармонию: его побег, мол, был предопределен свыше. Король с размаху ударил кулаком по столу. Этого еще ему не хватало: чтобы учением Лейбница оправдывались лодыри, симулянты и дезертиры! 8 ноября 1723 г. он продиктовал университету Галле предписание, запрещающее лекции Вольфа. Документ заканчивался словами: «Вы должны сообщить Вольфу, что в течение 48 часов после получения этого распоряжения он под угрозой виселицы должен покинуть город Галле и все земли Нашего королевства».

Вольф уехал из Пруссии и стал профессором Марбургского университета. Но с изгнанием Вольфа инцидент не был исчерпан. «Дело Вольфа» продолжало будоражить умы. В Берлине самым горячим сторонником Вольфа оказался пастор Райнбек. В 1732 г. он познакомился с тем самым графом Мантейфелем, описавшим обед в Шартау. Граф уже переехал в Берлин и основал здесь «Общество друзей истины». Королева, кронпринц и глава Высшего суда Коксэжи сочувствовали идее реабилитации гонимого философа. Им даже удалось заинтересовать судьбой Вольфа князя Леопольда и генерала Грумбкова, так что в Табачной коллегии эта тема была затронута снова. В начале 1736 г. Фридрих Вильгельм, понявший, что он стал жертвой университетских интриганов, распорядился о создании комиссии из пяти человек под председательством Коксэжи. Комиссия получила задание: беспристрастно оценить сочинения Вольфа.

Оценка комиссии оказалась самой высокой, и короля стали мучить угрызения совести. Он предложил Вольфу вернуться в Пруссию. Здесь философу были обещаны титул тайного советника и жалованье в две тысячи талеров; ему даже гарантировали профессорскую должность в университетах Галле и Франкфурта-на-Одере. Вольф, не доверявший «чудесному вразумлению», находил все новые отговорки, лишь бы не покидать Марбург. (В Пруссию он вернулся лишь при Фридрихе Великом.) А желание Фридриха Вильгельма вернуть изгнанника только усиливалось.