Чёрный фимиам - Алена Харитонова

Сингура из омута забытья. Он много лет не спал так крепко и беззаботно, а потому не хотел возвращаться. Сознание парило где-то далеко, события вчерашнего дня ещё не всплыли в памяти, оттого мысли, тревоги и опасения нового дня ещё не завладели рассудком. Было хорошо и спокойно.

— Спать, как кот… — хихикнул над ухом знакомый голос. — Старый ленивый кот на солнце.

Дыхание щекотало Сингуру затылок, а тёплые ладони скользили и скользили по шее, плечам, вдоль позвоночника, который не отзывался обжигающей болью. Нежные касания мешали проснуться, близость женщины волновала, но необоримая тяжесть сна не желала отступать. Если Нелани продолжит его так наглаживать, он проспит ещё сутки. Или двое. Но впервые Сингуру не хотелось бороться с собой.

— Старый ленивый кот не хотеть просыпаться? — теплые ладони спустились к пояснице и скользнули по бедрам. — Он слишком стар и слишком ленив?

Сингур вынырнул из сна резко, будто всплыл из глубины на поверхность. Не поворачиваясь, сгреб Нелани свободной рукой и перекатился на постели так, что шианка оказалась лежащей на нём. Она пискнула от неожиданности и рассмеялась:

— Я знать, что тебя разбудить! — длинные ноги стиснули Сингуру бока.

Он же смотрел на женщину снизу вверх и ничего не делал. Просто любовался тем, как солнце, падающее из окна, подсвечивает эбонитовую кожу, бросая на неё перламутровые блики, как длинные чёрные локоны рассыпаются по плечам, прикрывая высокую грудь.

— Ты очень красива, Тихая Вода… — негромко сказал Сингур. — Я никогда не видел никого прекраснее.

Ему показалось, будто Нелани смутилась. Она даже отвела взгляд, лишая собеседника возможности купаться в пронзительной зелени её глаз.

— Кто-то хотеть ломать мой нос, — напомнила она.

— Но ведь не сломал.

— Но хотел!

— Все равно не смог бы. Слишком красивая.

— Ты хитрый котище! — она легонько шлёпнула его ладонями по бокам. — Хитрый котище, который хотеть казаться лучше, чем быть на самом деле. Говорить то, что женщина хотеть слышать.

— А это плохо? — он мягко кончиками пальцев поглаживал её живот.

— Если ты не врать, то, наверное, нет.

— Я не вру.

Нелани выглядела очень довольной, и всё-таки веско сказала:

— Я знать, что я красивая. Мне многие говорить.

Он рассмеялся и притянул шианку к себе:

— Но ведь тебе впервые это говорит не человек, а кот.

Она забарахталась было, но Сингур не выпустил:

— Ну уж нет. Раз попалась, значит, попалась.

Нелани тоже рассмеялась и обняла его:

— Стать другой. Совсем другой.

— Хуже? — не понял он.

— Настоящим.

— …Котом?

— Котом ты быть с самого начала, — хихикнула она. — Стать больше человек. Меньше чудовище. Совсем нет боль. Нет равнодушие. Нет жестокость. Настоящий…

Шианка прижалась к нему и уткнулась носом в тёплую шею.

— Я так рада, что ты вернулся, — прошептала она. — Очень боялась, что не вернёшься.

Сингур смутно помнил свое «возвращение». Когда он оказался в покоях Нелани, то был наг и совершенно обессилен. Увидел её, почувствовал прикосновение, вдохнул родной запах, и собственное тело будто растаяло. Невозможная слабость. Шианка уложила его на кровать, целовала, что-то шептала, он же с чувством невероятного облегчения стиснул её маленькую узкую ладонь и провалился в глубокий беспробудный сон.

— Тебе лучше теперь? — спросила Нелани. — Больше нет боль?

— Больше нет, — ответил он с удивлением.

Она мягко провела ладонью вдоль его спины.

— И тут нет шрам. Совсем нет. Нигде нет, — руки женщины скользили по телу Сингура, словно заново изучая. — Вот тут раньше быть и тоже нет.

Он проследил за прикосновением шианки и с удивлением увидел, что шрам на правом боку правда бесследно исчез. И на бедре. И на голени.

Впрочем, Сингур решил порадоваться этому позже. Сейчас Нелани находилась так близко, что всё остальное утрачивало важность. Даже непривычно здоровое тело.

…А потом они лежали на огромной кровати, Сингур смотрел в мозаичный потолок и ни о чем не думал. Ему было слишком хорошо.

В дверь покоев негромко постучали. Нелани выскользнула из объятий мужчины, накинула длинное просторное одеяние и задернула полог кровати.

— Госпожа, — раздался негромкий голос служанки, — мне поручили принести.

Послышались шаги, что-то звякнуло, прошелестело, а потом дверь закрылась и в покое стало тихо. Только Нелани почти беззвучно переставляла что-то на столе.

— Выбирайся из кровать, ленивый кот. Тебя надо кормить и одевать, чтобы ты снова стал человек.

Сингура удивило то, что её речь сделалась чище. Нелани уже не так искажала слова, как прежде.

— Ты лучше говоришь, заметила? — спросил он, отбрасывая полог.

Шианка задумалась:

— Теперь заметила. Когда ты сказать. Сказал. Это странно.

— Многое странно, — согласился он, думая об исчезнувших шрамах.

— Тебе надо одеться, — Нелани положила на кровать стопку одежды. — И поесть. Совсем тощий.

Он с интересом посмотрел на стопку. Дорогие непривычные ткани: шёлк, парча, тончайший хлопок. Он никогда такого не носил, да и вообще не привык к одежде дальян. Но не нагишом же ходить. Хотя Нелани наверняка понравится, останься он в постели и без одежды.

— Что ты улыбаешься? — спросила шианка, подходя и помогая ему надеть рубаху и обернуть вокруг талии широкий узорчатый пояс.

— Думаю, что без одежды я тебе нравлюсь больше.

— Ты мне нравиться… нравишься весь, — она отступила на шаг, полюбовалась и повторила: — Совсем другой стать.

— Стал.

— Стал.

— Тебе тоже надо одеться, Нелани, — заметил Сингур.

Она пожала плечами:

— Мне и так хорошо.

Тонкий шёлковый наряд, который набросила шианка, скользил по нагому телу, делая её ещё соблазнительней.

Они неторопливо ели. И всё было вкусным. Очень вкусным. Фрукты — сладкими, хлеб — мягким, мясо — ароматным, сыр — острым. Сингур получал невероятное удовольствие от еды. Нелани смотрела на него с улыбкой, и он начал жалеть, что согласился одеться, но тут в дверь снова постучали.

— Открой, — улыбнулась шианка. — Это к тебе теперь.

Сингур озадаченно отставил стакан с лимонной водой, но подчинился.

За дверью стояла Эша. В том самом платье, в котором она ходила все эти дни, с заплетенными в косу тёмными волосами. Его Эша. И она впервые за долгие годы смотрела на брата без опаски, без угрюмой враждебности.

— Эша… — Сингур не успел добавить ничего ещё, так как она торопливо переступила порог и стиснула его в объятиях.

— Эша… — даже дышать ему стало легче. — Эша…

Он гладил сестру по волосам, а она льнула к нему, зарываясь носом в грудь, в непривычно дорогую и ещё не пахнущую им одежду.

— Всё хорошо, — Сингур взял её лицо в ладони. — Всё хорошо. Я жив, я не бросил тебя. Мы что-нибудь придумаем. Здесь хорошие лекари. Очень хорошие. Почему ты плачешь?

По её щекам текли и текли слезы:

— Прости,