Черный Бумер - Андрей Троицкий

* * *

Дорога резво бежала под колеса, Столяров гнал Форд, немного сбавляя скорость, когда проскакивали населенные пункты, деревеньки или рабочие поселки. Задорожный много курил, болтал о всякой чепухе, вставляя в разговор бессмысленные вопросики.

— Как в тюрьме содержат? — спросил он. — Жалобы есть? Можем устроить тебе одиночку, чтобы не сидеть в компании всякой шпаны и блатных.

— В одиночке слишком скучно. А в общей камере есть с кем в шахматы сыграть и словом перекинуться.

— А контролеры как, не лютуют?

— Ничего, жить можно, — отозвался Элвис.

Наручники стягивали запястья, металл больно врезался в кожу, когда машину трясло, но Элвис терпел. Просьба снять браслеты могла вызвать лишние подозрения, насторожить чекистов.

— Мне оставили все вещи. Кожаную куртку, даже бумажник с фотографиями. Отобрали только ремень и шнурки от ботинок. Поэтому к вам большая просьба: когда будем проезжать какой-нибудь населенный пункт, остановитесь у промтоварного магазина. Купите мне длинные шнурки. Там по грязи придется топать, с меня моя обувка мигом слетит. И с концами. Кроме того, нам нужна лопата и фонарь. Сделаете?

Задорожный промолчал. Столяров о чем-то думал, останавливаться у магазина не хотелось, покупка шнурков в его планы не входила, но если этого не сделать, Элвис утопит в грязи свои импортные солдатские ботинками с высокими берцами. Из него получится плохой проводник.

— Лопата и фонари у нас есть, — собрался с ответом Столяров. — Но без ботинок ты далеко не уйдешь. Ладно. Тормозну где-нибудь. Откуда у тебя ботинки «Катерпиллар»? Американские солдаты такие носят.

— Один друг отписал, — ответил Элвис. — Мы с ним воевали вместе. Ботинки — что надо. Если на носок наедет автомобиль массой в тонну, даже не заметишь. Под кожей титановые вставки.

Отвернувшись, Элвис разглядывал влажные поля, уходившие к туманному горизонту, лес, сделавшийся уже по-осеннему прозрачным. Он думал о том, что сегодня, в этот серенький ничем не примечательный денек, ему, возможно, предстоит умереть. Эти парни оформили документы у заместителя начальника тюрьмы по режиму, потому что якобы Элвис участвует в следственных действиях ФСБ с выездом на место, помимо мокрухи он проходит еще по одному делу, которым занимаются чекисты. Элвис своими глазами видел эти бумаги, читал их и даже поставил закорючку напротив своей фамилии.

Если контрразведчики его замочат, а все идет к этому, то в бумагах наверняка укажут, что подследственный пытался бежать, оказал сопротивление при задержании и был уничтожен. Грохнули, значит, так было надо. Лопата у них с собой… Какие запасливые. За каким макаром брать лопату? Картошку что ли на огороде копать? Наклевывается и другой вариант. Его грохнут, а в рапортах напишут, что попытка бегства удалась. В этом случае майора могут получить по выговору и лишиться премии в размере месячной зарплаты. Это не слишком большая потеря для человека, имеющего отношение к подпольной торговле оружием. Впрочем, какая разница, что напишут в тех казенных бумажках, которые прочитает лишь следователь прокуратуры и тюремное начальство.

— К тебе адвокат приходил, ну, из вашей компании некто Радченко, — нарушил молчание Задорожный. — О чем беседовали?

— Нам всего полчаса дали на разговоры, — вздохнул Элвис. — Мое дело перетирали. Как и что, кто свидетель, кто терпила… Что надо говорить следаку, о чем лучше молчать. Он хороший адвокат.

— Но гражданин из него, как из грязи пуля. У него теплое место в этой адвокатской шарашке. Отмазывает преступников, убийц, бандитов, снимает хороший навар. Денег много, а вот с совестью — никак. Между нами, гнида он. Падаль. Радченко тебе говорил, что мы с ним уже дважды встречались?

— Сказал только, что приходили офицеры из ФСБ, спрашивали про Бобрика, — ответил Элвис. — Но это все мне сейчас не в тему. Мне бы со свое дело расхлебать.

— Правильно, — кивнул Задорожный. — Прежде всего, надо о себе думать, а все остальное — пустое фраерство. Ну, и государственные интересы надо соблюсти. Это святое.

Элвису стало скучно до зевоты, когда собеседник в сто первый раз поминает государственные интересы, можно быть уверенным, что на уме у него интересы шкурные. Когда проезжали какой-то поселок или большую деревню, Столяров остановил тачку у длинного одноэтажного здания, похожего на телятник, над железным покосившимся козырьком вывеска «Универмаг». Минут через десять он вернулся с парой длинных капроновых шнурков, бросив их на заднее сидение, снова погнал машину. Задорожный, наблюдая, как Элвис скованными руками, мучаясь от боли в запястьях, продевает шнурки в дырочки, затягивает их на крючках, не предложил освободить руки от браслетов хоть.

Пропыхтев минут десять, Элвис так и не справился с первым ботинком. Он поднял взгляд на Задорожного, склонил голову набок и изобразил жалкую улыбку. Мол, что же ты… Видишь, как я мучаюсь. Задорожный вытащил из подплечной кобуры пистолет, выключив предохранитель, направил ствол в грудь Элвиса и предупредил:

— Только без глупостей. Мы тебе верим, но наручники снимать — это против всех правил. Вытяни руки.

Переложив пушку в левую ладонь, правой рукой достал ключи, расстегнул замки. Элвис, положив браслеты на сидение, долго массировал отечные запястья, пусть майор привыкнет, что без наручников их подопечный не опасен. Он тихий и предсказуемый человек, которому клеят убийства, которых он не совершал. Пусть эта мысль отложится, гвоздем застрянет в башке чекиста.

— Уберите пушку, — попросил Элвис. — Пожалуйста. Не выношу вида оружия еще с Чечни.

Задорожный, взвесив все шансы, сунул пистолет в кобуру. Он тяжелее Элвиса как минимум на двадцать кило, и в рукопашном бою не последний номер. Если завяжется борьба на заднем сидении, Столяров всегда успеет принять меры. Не спеша, Элвис зашнуровал ботинки и сам надел на себя браслеты.

В деревне Лядово чужаков явно недолюбливали. В первом же дворе, куда сунулся Бобрик, на него пригрозили спустить здоровенного сторожевого пса. Собака тявкала, обнажая длинные тупые клыки, рвалась с цепи, готовая сбить с ног названного гостя и вырвать ему горло. Еще несколько домов оказались на замках, до весны их обитатели подались в город. В ближнем к магазину срубе хозяйка, выйдя на порог и услышав «добрый день», вместо приветствия выплеснула под ноги Сашки, едва успевшего отскочить в сторону, ведро с помоями.

— Мы бродягам не подаем, — сказала баба.

— Но я не бродяга…

Женщина не слушала, вытерла руки о фартук и, выругавшись, скрылась в доме, громко хлопнув дверью. Еще около часа Бобрик болтался по двум деревенским улицам, переходил от дома к дома, от двора к двору. Хозяин одного из домов, выйдя на крыльцо, сказал, что краденых вещей в руки не возьмет.

— Это не краденые, — ответил Бобрик. — Мои.

— Ты на себя в зеркало посмотри, мазурик, — усмехнулся мужик. — Мои… Вот латаные портки на тебе — они твои. А все остальное… Может, на этой цепочке кровь человеческая.