Все реки петляют. От Альбиона до Ямайки - Сергей Александрович Калашников

подготовим потихоньку. Та же Кэти… Хотя ей еще второй класс обычной школы нужно закончить, а то образование у сестренки чересчур однобокое.

* * *

Навесы для сушки леса Иван уже возвел. Не своими руками, конечно, нанял плотницкую артель. Теперь мужики по склону от протоки затягивали туда бревна, сортируя по размеру и виду древесины.

– Опять ситовое, – закручинился рослый парень, пристукнув обухом топора по хлысту, который собирались обвязывать канатом. – Не бери больше плотов у Векши, – это он уже к Ивану повернулся.

– Дуб куда сложили? – сразу ввинтилась Сонька.

– Дуб в плотах не гоняют, краса-девица, – широко улыбнулся парень. – А меня Степаном кличут.

– Соня, – представилась Софочка и мышкой юркнула в глубины нашего сознания. Какая-то она в последнее время стеснительная. То есть снова мне отдуваться.

– Поведайте мне, милый юноша, о здешних сортах древесины и пригодности к деланию из них судов морских и речных, – сразу взял я преподавательский тон, ненароком употребив в обращении множественное число. Это во времена-то, когда даже царю тыкают!

– Из сосны делают, милая. Из кондовой сосны. Той, что выросла на высоких сухих местах. А пригоняют сюда плотами еще ель и пихту. Да зимами их же окрест рубят и лошадьми привозят. Ель тоже на корабли годится, но в работе не каждый раз хороша. Плотник помирал, говорил: «Всем прощаю, но елевому сучку – никогда». Пихту же больше на бочки переводят или для красоты, если нужно что-то фигуристое вырезать. А сосна, если с умом ее расколоть, и в наборе, и в обшивке многие годы служит.

– Что значит «с умом»? – не поняла Сонька. Я притих – растет ребенок. И вопросы задает дельные.

– Сама погляди, – Степан подошел к комлю здоровенного хлыста и принялся точными ударами топора обрабатывать торец, как бы делая срез. Вскоре стало отчетливо видно – в центральной части бревна древесина выглядит иначе, чем у боковой поверхности. – Вот есть ядрень, и есть заболонь, и каждая на своем месте хороша.

Где-то там, в глубине нашего сознания, затосковала Софочка. Куттер-то ей достался для флота построенный из леса, приготовленного по флотским стандартам. То есть правильно выдержанного и просушенного, а при переделке носа и кормы мы брали пиломатериалы со старейшей в Британии Ипсвичской верфи, то есть гарантированно качественные. А тут и древесина не та, и с хитростями. И привычного дуба нет совсем.

«Спокойно, Соня, – подумал я прямо в разум реципиентки. – Плавают здешние мореходы по морю студеному и на из сосны построенных посудинах. А мы вообще-то по рекам ходить собираемся. Достанет нам прочности, а от гнили и червяков мы древесину тем же маслом машинным пропитывать будем».

Голосом же снова обратился к Степану:

– Так какое такое отличие между заболонью и ядренью?

– Ядрень жук не точит.

– А бревна шкурить за вас папа римский будет? – прикрикнул я строго Софочкиным голосом. – А то умные какие! Вань. Ситовую-то древесину прожаривал уже?

– А как жа. Что имеем, то и жарим. Вместо летучего конденсата из нее скипидар получается. В моторе он горит, и в бочках хранится, не улетучивается, – ответил наш начинающий приказчик. – А еще под лесопилку сруб готов, и печь в избе переложили.

Печь – это хорошо. Потому что раньше она топилась по-черному, то есть с выпуском дыма прямиком в помещение. А теперь над крышей торчит труба. И еще слип подготовлен. Пожалуй, на него не одну шхуну получится вытащить, но и флейт тоже поместится. Про место для него Сонька Ивана не предупреждала, потому что решение зимовать здесь отец принял явно после общения с маменькой. У нее с отцом намерения частенько переменяются после выявления дополнительных обстоятельств. Явно ведь, прознав про предстоящую встречу старшей дочери с государем московским, родители подумали, и мама решила быть рядом со старшенькой при столь ответственном разговоре.

Я стоял посреди обширного подворья и с интересом крутил нашей одной на двоих головой – жизнь вокруг била ключом. Возводились новые срубы, иные уже перекрывались, а на одном завершали кровлю. Ватага бурлаков от берега возила на тачках мешки в амбар, разгружая причаленную барку. Питер придирчиво осматривал бревна, по которым мы будем вытаскивать на берег суда. Только рядом с небольшой постройкой из не слишком толстых древесных стволов было несуетно. Туда я и направился.

Забавно. Это перегонная. Посередине в паре метров от любой стены расположилась знакомая цельнометаллическая конструкция. Внизу чугунная печка, на ней чугунный же котел с плоским дном, поверх которого установлен бак-конденсатор почему-то со снятой крышкой. Рядом подросток из местных следит за показаниями термометра. Простенького, биметаллического, показывающего температуру немного больше ста градусов. Это на нижнем баке, который, если на глаз, имеет объем около четверти кубометра.

– Это что это такое сейчас происходит? – спрашиваю заинтересованно.

– Досушиваю, – отвечает парнишка. – Ужо целое деление крышка в баке не звякала, – и показывает на часы, прибитые к стене. Целое деление на них это пятнадцать минут, потому что стрелка на циферблате единственная. Точнее по ней не угадаешь. Нашей школы продукция – узнаю стиль. Иван показал, как, а парни, разложив работу на операции, быстренько сделали для всех и еще про запас. Наверняка шестерни из листа штамповали. Или вырубали как зубья на пилах. Они быстро делают оснастку для повторяющихся операций.

Парнишка гнутой железякой лезет в бак и, судя по звуку, приподнимает тарелку, препятствующую обратному ходу конденсата. Вверх устремляется пар, который быстро втягивается в раструб, привешенный сверху. Молодец, Иван, наладил вентиляцию, использовав поток горячего воздуха из топки для поддержания вытяжки – чувствуется комплексный подход. Так вот, пар достаточно быстро весь вышел, звякнула о дно вернувшаяся на место тарелка, а поверх распахнутого кверху зева бака-конденсатора встал другой бак, вроде тазика. Паренек поелозил его кромкой, явно притирая поверхности, что-то почувствовав наощупь, потом ковшом начерпал воды из кадки и залил ее в «тазик». Приоткрыл поддувало и уставился на термометр, стрелка, приделанная к биметаллической пластинке, отчетливо поползла по шкале, указывая на рост температуры.

Мы с Сонькой этот процесс во всех подробностях наблюдали впервые, поэтому следили с интересом. Паренек подбрасывал в топку древесный уголь, изредка подкачивал понемногу ручным мехом, приободряя горение, и довел температуру бака где-то градусов до четырехсот, но сильнее нагревать не стал. Слышно было, как позвякивает тарелка-клапан, выпуская пары из нижнего бака в верхний.

Подождав, пока это брякание прекратится, паренек закрыл поддувало и железным совком на рукоятке, вроде как от лопаты, перенес жар из топки в глиняную корчагу, которую накрыл керамической же крышкой.

– А все. Дальше кина не будет, – сказал он, глядя на Софочку. – Пока не