Деды и прадеды - Дмитрий Конаныхин

брали на себя роли ведущих и ухажёров — каждый в своём углу навесов. Все чинно расходились и рассаживались, поправляли причёски и подтягивали пояса, шуршали одеждами, кокетничали и шептались.

Начиналось время Большого Ритуала.

Из всех собравшихся уже давно был выбран главный ведущий — дядя Жора из Калиновки, всеобщий любимец, женолюб и балабол. Его жена, серенькая и невзрачная тётя Соня Стеценко была полнейшей загадкой для бесчисленных кумушек, заглядывавшихся на румяного Жорика. «Чем она его взяла?» — вот был главный вопрос, который шелестел за столами в то время, когда Жорик заливался соловьём в первом, особенно вычурном и затейливом тосте.

А Жорик был в ударе.

— Все мы, здесь собравшиеся, так сказать, в широком и тесном семейном кругу, собрались здесь для того, чтобы поздравить нашу именинницу и не только для этого! (пауза) А вы все знаете, для чего мы тут собрались! (многозначительная пауза) Мы здесь все большая семья и не можем не порадоваться, что наша Варя (полуповорот) награждена высокой государственной наградой (указательный палец вверх, глаза округляются) — Орденом Ленина! (Гости попытались аплодировать, но чарки в руках мешают, всеобщее неудобство). Дорогая наша Варя! Варенька! Ещё когда была жива твоя мама, царствие ей небесное, то моя мама, царствие ей небесное, а они были подруги, то говорила она ей, что дочка у неё, Варя, выйдет в люди (далее последовал библейский пересказ всей родословной) Вот! И мы, все собравшиеся здесь!..

Тётя Варя знала за Жориком эту особенность — говорить без тормозов, поэтому, когда у гостей уже руки устали держать чарки, она незаметно мигнула дяде Коле Павловскому, стратегически размещённому рядом с Жориком. Тот сделал самое незаметное лицо и вцепился Жорику в ногу лапищей. Жорик, ни на секунду не теряя набранного темпа, взвыл в крещендо своей речи, и все присоединились к такому замечательному поздравлению.

Выпили. Закусили. Зазвенели сотни вилок.

И после секундной паузы полились неподдельные поздравления хозяйкам, приготовившим такие кушанья.

Гости осторожно подцепляли вилками «городские» салаты, многозначительно показывали друг другу на особенно понравившиеся или делали вид, что разбираются в городской еде не хуже горожан. Некоторые гостьи отмечали, что «ще треба трохи горошку зеленого», но их досадливые реплики тонули в общем застольном гуле.

Мужчины уже подливали по полчарочки своим раскрасневшимся соседкам, которые «держали политес» и как бы отказывались от чересчур настойчивых предложений «добавить, ну чуть-чуть, ну капелюшечку ну трiшечки», но при этом чарки свои не убирали. Звенели ложки и тарелки, и гости раскладывали кушанья, стоявшие столь густо, что некоторые тарелки стояли сверху, на краях других тарелок.

Прозрачнейшие холодцы, мясные и рыбные, сверкавшие прихотливо изрезанными румяными звёздочками моркови и ломтиками лимона, стояли стройным рядом посередине. Рядом парадно и не густо стояли широкие тарелки с бутербродами с красной икрой, намазанной на жёлтое масло счётно и аккуратно. Бутерброды брали в первую очередь, затаив дыхание и боясь уронить, осторожно откусывали и понимающе переглядывались, как бы подчеркивая и одобряя такое городское роскошество.

На больших блюдах лежали знаменитые фаршированные карпы прабабушки Терезы, уже разрезанные на ломти и обложенные с боков зеленью. Для любителей стояли трёхслойные салаты из селёдки «под шубой». Те же, кому такие затейливости были ни к чему, придвигали к себе длинные овальные блюда с крупной мурманской селёдкой, которую передал поездом дядя Гриша, брат бабушки Таси, секретный военный лётчик. Селёдка была посыпана белоснежными кольцами лука, тмином и чуть-чуть кардамоном.

Конечно же, особое место занимали тарелки с несколькими сортами сала и блюда с тонко нарезанным сердцем — для гурманов.

Сало «с проростью», то есть с прослойками мяса, — это был непревзойдённый шедевр. Знающие хозяева гордились умением таким особым образом откармливать поросят, чтобы тонкое сало с живота приобретало знаменитую «прорость». Секрет заключался в терпеливом чередовании корма. Одну неделю поросёнка надо было откармливать травяной смесью на основе крапивы. Так получалась тонкая мясная прослойка. А следующую неделю в ход шла картошка, свёкла и комбикорм — такая калорийная заправка обеспечивала рост собственно сала. Некоторые любители заправляли комбикорм пахтой от сбивания масла или сывороткой после варки творога — таким образом получалось особенно ароматное, белоснежное и нежное сало.

Как вы понимаете, у тёти Вари не было недостатка ни в пахте, ни в сыворотке, иногда даже прокисшая сметана шла в ход. Поэтому сало было исключительным, правильно посоленным, аккуратно нашпигованным душистым чесноком. Один вид тарелок с салом вызывал желание опять наполнить уютную чарку. И гости активно угощались.

Открытые бутылки с «казёнкой» скорбно потели посередине стола, стесняясь своего официоза перед пузатыми подбоченившимися графинчиками с «тим самим». Графинчики же прыгали в руках гостей и наполняли чарочки крепчайшей самогонкой тройной перегонки. О, сколько рецептов «того самого» рассказывалось! — на зверобое, на грецких орехах, на вишнёвых листьях, на дубовой коре (совершеннейшего коньяка, по уверению ценителей), на смородиновых почках, горохового, грушевого, яблочного, житного и, конечно же, пшеничного.

Никто не пьянел — слишком много было всего вкусного.

Конечно же, все закуски перемежались мисками со свежей зеленью, особо выделялись тарелки с маринованными огурчиками и помидорами. Это был полный и безоговорочный триумф моей бабушки. Её огурчики были замаринованы на особой травке — на «щерце». Этот щерец был страшным секретом. Ни одной топоровской подружке никогда, ни при каких уговорах не выдала бабушка секрета. Хотя на самом деле этот самый щерец рос на каждом огороде. Но догадаться, что именно маленькая веточка этой травки обеспечивала удивительный хруст и плотность «Тасиных огурчиков», никто так и не смог.

Хозяйки за столами густо сплетничали, мужчины же, раскрасневшиеся и уже расслабившие огромные узлы непривычных, коротковато повязанных галстуков, вовсю хвалили мастериц, приготовивших «холодное».

Те скромничали, как только могли, дескать, ничего особенного, хотя душу бы отдали за то, чтобы услышать эту волну поздравлений ещё раз.

И такая возможность, конечно же, последовала, так как дядя Жорик, как породистый конь, косясь на сосредоточенное лицо Коли Павловского, засёк момент, когда Колина рука опять нырнула под стол. Жора вскочил как ужаленный и с той секунды уже не спускал глаз с тёти Вари.

Грянул второй тост.

А тётя Варя, в своём лучшем костюме, молодая, румяная, сдержанная по случаю, незаметной улыбкой, как великий дирижёр и диктатор, вела действо застольных речей сквозь все пороги салатов, озёра холодцов, рыбные холмы,