Деды и прадеды - Дмитрий Конаныхин

рты. Расстроенные гости хмурились и озабоченно переглядывались.

— Погоди, дочка, — в этой тишине послышался тоненький и слабенький голосок прабабушки Катерины. — Зачекай. Не лякай людей. Я його зараз вилiкую.

Она стала пробираться из толпы, что-то пряча за спиной.

— А ну! — скомандовала она. — Заберiь стiл!! А ну!!

Мужики и женщины, не ожидавшие от древней старушки такого решительного натиска, быстро оттащили стол в сторону. На землю попадали тарелки, бутылки, но никто на это не обращал ни малейшего внимания. Было тихо. Я залез с ногами на лавку, стараясь рассмотреть, что же такое творится.

— Що, Микитка, погано тoбi? — вкрадчиво спросила бабушка Катерина.

— Ой… Ой… — поднял голову Никита. — Бабусю, не треба! Не треба!!

Люди крутили головами, вставали на цыпочки, пытаясь понять и рассмотреть, что же происходит.

Никита с натугой сел, поднял руку, будто пытаясь о чем-то просить, но в это мгновение старушка подняла руку и над её головой свистнули вожжи.

— Ай! — прошипел Никита. — Не треба!!

— А-а-а, внучок, — ехидно молвила бабушка Катя. — Хто обiщяв не жерти як скотина? Хто?! Хто, я тебе питаю?!

И вожжи свистнули ещё раз. Все остолбенели, видя, как лихо старенькая-престаренькая бабка хлещет огромного мужика.

— Ай! Ай!! Ай-я-яй! — подпрыгивал на лавке Никита.

Наконец, не выдержав, кряхтя, ойкая и айкая, он сорвался с места и, сначала медленно и переваливаясь, пошёл, потом побежал к воротам. А сзади за ним семенила старушка и метко лупила его вожжами пониже спины.

Никита ахнул и перешел на крупную рысь.

Его брюхо колыхалось в такт прыжкам и свисту вожжей. Но бабка его всё время догоняла и удивительно ловко, как индеец, попадала по здоровенному заду. Никита взвыл, попытался прорваться к воротам, но задвижка была почему-то забита какой-то палкой. Воя и уже натурально вскрикивая, дядька попытался вытащить задвижку, но бабушка Катерина была уже рядом и порхала, как бабочка, и жалила его, как пчела.

Он не выдержал и, наклонив голову, как одуревшая от слепней корова, рванул вокруг хаты.

Только эта парочка скрылась за углом хаты, как оторопевшая поначалу публика завизжала от дикого хохота. Люди рыдали и стонали, падали на лавки и на землю. Некоторые женщины бросались в ближайшую тень, лихорадочно задирая юбки, плача от смеха. Мужики падали грудями на забор и медленно становились на колени, бухая кулаками в грудь. Дети, забравшись от восторга на столы, прыгали и визжали так, что уши закладывало.

— Не можу! Лю-у-у-ди!! Не можу! Рятуйте! Матiнко моя рiдна! Я бiлш не можу!!

Казалось, что громче смеяться и плакать уже невозможно.

Но тут же из-за хаты показался Никита, который не разбирал дороги и мощным галопом шёл напролом. Бабки Катерины не было видно. Никита подбежал к забору и попытался залезть, но сорвался, не в силах подтянуть свою тушу. Тогда он глянул безумными глазами на воющих зрителей, увидел сзади ковылявшую старушку, вид которой не оставлял ни малейших сомнений в её решимости довести дело до конца. Увидел Никита свою бабушку и с разгону врезался в забор. Хрустнули отламываемые доски, и Никита полез в проломанную дыру. Катерина помогла внуку протиснуться, напоследок хлестнув крест-накрест его по застрявшему было заду. Никитка дёрнулся и вырвался на свободу.

— Тьфу! — в сердцах плюнула старушка. — Трясця його матерi Казала ж йому!

Она оглянулась, нашла глазами мою бабушку, подошла.

— Бач, Тася, — устало, скукожившись и постарев опять на полвека, молвила она, — якби чекали на дохтура, було б шзно. В його ж заворот кишок був би. А так…

Она оглянулась на улицу. Смущённый внучок как раз вошёл в калитку, открытую трясущимися от задавленного хохота мужиками.

— Йому дуже корисно бiгати! — отрезала прабабушка Катерина. — А ну! А ну, налийте менi Ти що дивишься?! Ти теж хочеш по срацi?!

Она улыбнулась, взяла чарку и повернулась к тете Варе.

— Варечка! Рiдненка! Хай тoбi щастить! Здоровʼя тобi та твоїм дiткам!

Старая прабабка Катерина обернулась, посмотрела на гостей внимательно-внимательно. Все затихли. Её глаза, казалось, лучились.

— Боже мiй, Боже! Яка я щаслива! — она выпила чарку и бросила ее о землю, расколотив вдребезги. Она постояла с опущенной головой, словно рассматривая осколки. Потом, словно пружина, распрямилась. — Люди! Рiдненьки! Заспiваемо!

Она вытянулась в струнку, подняла голову и запела. Её надтреснутый слабенький голос сначала задребезжал, захрипел, но она топнула ногой, сжала кулачки, и вдруг её голос расцвёл и полетел над сотнями голов.

— Цвiте терен, терен цвiте, Листя опадае, Хто в любовi не знається, Той горя не знає…

Родня кругом расступилась, несколько ошеломлённая красотой голоса. А она закрыла глаза, подняла подбородок так, словно трубу сделала из своего тела.

И произошло чудо.

В безлунной ночи синие, красные, зелёные, оранжевые звёзды освещали Катерину. Не видно было уже ни её глубоких морщин, ни старческой, обвисшей кожи. Ни ввалившейся груди, ни седых волос. Заскрипело зубами безжалостное время и отпустило Катерину. Люди, оцепенев, слышали, как поёт молодая девушка.

— А ну, дайте и нам! — в круг вышли бабушки Надя, Вероника и Зося.

Их глаза блестели. А бабушка Вероника улыбалась и вытирала мокрые щёки. Она плакала, как девочка. Они встали рядышком, незаметно друг для друга прижались плечами, словно одним целым стали. Да как начали выводить-выкруживать:

— Oчi мої, очi мої, Що ви наробили? Кого люди обминали, Того полюбили…

Голос Терезы летел к звёздам, Соня шла вторым голосом, Вероника речитативом вела третью партию и Надя вела партию за мамой. К ним подошли топоровские дядьки Пётр и Николай — брат и двоюродный братья моего деда.

Они постояли тенями, переждали паузу. Потом Надя повела.

— Туман яром, туман долиною, Туман яром,