Утраченный трон - Эд Гринвуд

— Сейчас мы деремся не с пьяными и сонными головорезами на постоялом дворе, — ворчал латник, ухватив Эмбру за бедра и поворачивая ее, словно куклу. — Любой, кто набросится на нас здесь, будет искусным воином, или отчаявшимся человеком, или… и тем и другим.

— Твои слова очень вдохновляют, — хладнокровно произнес Краер, хватая один за другим кинжалы Серебряного Древа и размещая их полуистлевшие кожаные ножны в разных местах на своем теле.

Когда Эмбра крикнула ему, чтобы он оставил ей хотя бы часть наследства предков, он ласково улыбнулся ей со своего высокого насеста на шкафу и начал доставать из потайных мест в одежде маленькие предметы и небрежно бросать их сверху, метясь в верхний карман нагрудника, уже зашнурованного на ней Хоукрилом. То были новые статуэтки, шкатулки, солонки, светящиеся пробки от графинов и тому подобное — и все они падали на ее грудь и с дребезжанием скатывались в разные неудобные щели только что надетых доспехов.

Сердитые возгласы Эмбры почти заглушили фырканье и совершенно невинное хихиканье Хоукрила и Сараспера, которые не могли удержаться, глядя на лицо наследницы Серебряного Древа во время ленивого обстрела Краера. Доспехи были тяжелыми и жаркими, хотя Эмбра и настояла на том, чтобы не надевать половину мягких подкладок, которые Хоукрил считал необходимыми. Он мрачно предостерегал ее, что края металла поранят кожу при движении или во время удара по пластинам, но большая часть подкладки расползлась, несмотря на зачарованность доспехов, а то, что осталось, превратилось в обрывки. Поэтому теперь Эмбра была заключена в слишком свободную оболочку из лат, и не было большой уверенности, что эти доспехи уберегут ее от гибели. Охотники за Дваерами, кажется, особенно любили метать кинжалы.

Хоукрил тоже выбрал себе новые доспехи и радовался им, как мальчишка подаренным игрушкам. Эмбра вздохнула: возможно, он в душе и есть всего лишь мальчишка.

— А что, если мне придется в спешке творить заклинания? — спросила она. — Все это будет мне мешать, и…

Краер взглянул на нее.

— Сараспер предупреждал меня об этом, — сказал он, махнув рукой в сторону мохнатой, грозной туши длиннозуба. — Не делай этого. Просто не делай. Огонь и молния отскочат обратно к латам и ранят тебя, как и того, в кого ты их будешь метать. Остальное… только в случае крайней необходимости.

Эмбра снова вздохнула.

— Это не так… мудро, как казалось. Ничего себе королевские герои.

— Сдается мне, — вдруг проворчал Хоукрил и повернулся к ним, — что у короля не так много верных людей в Аглирте, чтобы он мог выбирать. Но мы согласились… и теперь мы, я и Краер, в гораздо лучшем положении, чем тогда, когда бродили по берегам Серебряной, смотрели на холодный поток и гадали, как исхитриться и стянуть одно из твоих платьев.

Эмбра улыбнулась ему.

— В ту ночь вы добыли мне свободу, а потом спасли мне жизнь, вопреки всем усилиям отцовской Темной тройки.

Она надела шлем без забрала, поддавшись уговорам латника, и сделала на пробу несколько шагов, бросая взгляды направо и налево. Потом обернулась к мужчинам подбоченясь.

— Когда все это закончится, — тихо сказала она, — вы можете забрать все те платья, до единого.

— А ты будешь ходить голышом? — спросил Краер, в надежде, что она не дотянется до него латной рукавицей.

— Милостивые государи, — сладким голосом спросила Владычица Самоцветов у латника и длиннозуба, — так ли уж необходим в наших рядах некий коротконогий и чересчур хитрый вор? А если необходим, то нельзя ли, чтобы он, э… получил в бою легкую рану?

— Это можно! — рявкнул незнакомый голос из темного конца туннеля, и тут же лязгнул затвор арбалета.

Через секунду стрела ударила в стену и разлетелась на кусочки. Краер уже очутился на полу и закувыркался вперед, от стола к столу, весело приговаривая:

— Не знаю, какой бы из меня получился модник, слегка раненный и наряженный в платья, сшитые для фигуристой дамы почти в два раза выше меня ростом. С другой стороны, черный шелк…

— Берегись, длиннозуб! — крикнул Хоукрил, нахлобучил на голову шлем и двинулся вперед, со скрежетом вытаскивая меч из ножен. — Их там много!

— Уже нет, — медленно произнесла Эмбра морщась.

Повисший на потолке длиннозуб сорвал голову с плеч последнего из нападавших, и их противники превратились в окровавленную груду раскинутых рук, ног и голов с невидящими глазами.

Хоукрил остановился и помахал мечом длиннозубу.

— Быстро сработал, — одобрительно сказал он, потом встал на колени у трупов и стал рассматривать лица и доспехи.

— Аделн, — заявил он через секунду, раскрыв ворот чьей-то туники. — Отряд воинов, отобранных, по-моему, лично бароном.

Краер перекувырнулся в последний раз и встал на колени рядом с латником.

— Я бы сказал, что ты прав, — кивнул он. По привычке бросил взгляд в темноту прохода и, не увидев больше врагов, прибавил: — Кажется, Дваеры пользуются большой популярностью в Долине.

— Боги! — воскликнула Эмбра, подходя к ним. — Как латники носят все это? Я мокрая, как мышь!

Хоукрил и Краер посмотрели на нее снизу, и квартирмейстер пробормотал:

— Итак, отважные герои стяжали славу, уложив всех, кто нападал на них в устроенной ими хитрой западне в Доме, который в древности был дворцом Серебряного Древа. Все негодяи Аглирты набросились на них, и много крови было пролито, и все это время госпоже Эмбре, да объявят об этом герольды с крепостных стен, было жарко! Нет, она потела!

Эмбра сжала руками в перчатках шею квартирмейстера и спросила:

— Я сказала «легкая» боевая рана? Боюсь, я ошиблась…

Покрытая рыжим мехом лапа хлопнула ее по плечу так сильно, что она с размаху села на каменный пол. Хоукрил откатился в сторону, подняв меч к лицу, а Краер нырнул головой вперед, лицом в трупы, поэтому залп из осколков костей обрушился только на длиннозуба, который стремительно бежал вперед по потолку, выставив когти и низко пригнув голову.

Взревев от боли, он бросился на источник этой магической костяной атаки.

Жрец Змеи, стоящий в темноте внизу, сделал роковую ошибку: он считал, что такой большой и тяжелый зверь не может прыгнуть настолько далеко, чтобы достать его. Он еще продолжал шипящим шепотом произносить следующее заклинание, когда мохнатая передняя лапа свернула ему челюсть и швырнула его тело на пол, а потом длиннозуб спрыгнул вниз и раздавил его, как спелый плод.

Этот жрец проник в Дом Безмолвия не один. Его сообщница, или любовница, или и то и другое вместе, пятилась назад, путаясь в одежде, побелев от ужаса и захлебываясь рвотой, а горстка наемников переминалась в нерешительности. Они догадывались, что платить им больше некому, и раздумывали, что будет лучше — удрать или вступить в бой с длиннозубом, который умеет бегать по стенам и потолку и может в любой момент оказаться над ними и сделать с ними то же самое, что с их нанимателем.