Сверхнормальные. Истории, которые делают нас сильнее - Мэг Джей

В 1967 году, всего через несколько лет после того, как Человек-паук успешно приземлился на страницы комиксов, психоаналитик Дональд Винникотт представил профессиональному сообществу работу под названием «Делинквентность как символ надежды»[573]. Толчком к обсуждению этой темы специалистами учреждений для осужденной молодежи, поведение которой было признано делинквентным в суде, послужил тот факт, что иногда плохое, и даже противозаконное, поведение следует рассматривать как вполне здоровый признак. По словам Винникотта, это своего рода сигнал SOS, манифестация идеи, что, если производить достаточно шума и достаточно яростно махать руками, какой-нибудь наблюдатель, возможно, заметит твои сигналы и придет на помощь. Кто-то где-то, возможно, спасет тебя, изъяв из негативной среды и избавив от необходимости постоянно к ней адаптироваться. Иными словами, как минимум некоторое время делинквентное поведение говорит о том, что если жизнь юного правонарушителя изменится к лучшему, то есть надежда, что изменится и он сам.

Начиная с детского сада, Вера упорно молчала о том, какова была ее жизнь на самом деле. По мере того как девочка росла и вступала в контакты с новыми людьми — новыми друзьями, учителями и тренерами, — появлялись новые шансы на то, что однажды кто-нибудь вмешается и изменит ситуацию. Возможно, именно поэтому в короткий период в старших классах Вера все же позволила себе показать окружающим, что с ней что-то не так, что она вовсе не такая благополучная, как им кажется. Вполне вероятно, девочка надеялась, что кто-нибудь из взрослых заметит, что ее оценки становятся хуже, а сама она изо дня в день спит на уроках, положив голову на парту. Однажды ее даже привезли домой после полуночи полицейские, но, когда они позвонили в двери дома, там никого не оказалось. Иногда подобный сигнал SOS бывает вполне эффективным, и сверхнормальный ребенок или подросток получает реальную помощь — на этот раз не благодаря легкости характера и покладистости, а, наоборот, из-за того что вдруг становится трудным, а то и по-настоящему проблемным. Нередко, однако, как в случае с Верой, эти несимпатичные крики о помощи так и остаются без ответа, и сверхнормальный ребенок разуверивается в людях. Он понимает, что помощи ждать не стоит, и возвращается к самостоятельному спасению самого себя.

* * *

В колледже Вера служила олицетворением многообразия и образцом для подражания на ниве преодоления жизненных невзгод. Ее фото как образцовой студентки-стипендиата использовалось в материалах, призывавших выпускников поступать в их колледж; девушка принимала участие в специальном семинаре для студентов в первом поколении. Однажды ее даже включили в список лучших студентов и пригласили на прием в дом президента. И каждый раз, слыша слова «Ты такая удивительная!» — а слышала она их часто, — девушка чувствовала то же самое, что и в тот далекий день в детском саду: в комикс-«пузыре» с ее мыслями опять было написано: «Вы, черт побери, и понятия не имеете, о чем говорите».

Никто во всем мире не знал, да и, возможно, не хотел знать, что происходит с Верой, когда она не улыбается мило и бодро с фотографии на доске почета или с первой парты в учебной аудитории. Стипендии и финансовая помощь позволили ей учиться в колледже, но не помогали вести нормальную студенческую жизнь вместе со сверстниками и вписываться в их среду. Когда сокурсники шли в кафе или бар, Вера отнекивалась и отправлялась заниматься туда, где были бесплатные закуски. Время от времени она все же составляла друзьям компанию; тогда девушка останавливалась возле банкомата, вводила запрос на получение средств и делала вид, что вытаскивает из прорези двадцатку. Проделывая все это, она, в сущности, воровала деньги у самой себя, но, присоединившись к одногруппникам, все равно чувствовала себя преступницей. А когда у Веры заканчивалась туалетная бумага, она воровала ее в кабинках в туалетах колледжа, засовывая все запасные рулоны, которые могла, в свой рюкзак. Она даже подумывала ради приработка устроиться на работу в стрип-бар или продать яйцеклетки, но так и не сделала ни то ни другое.

Вера всегда воспринимала свою жизнь как нечто фальшивое и лживое, но теперь, чем больше она получала, тем больше ее существование напоминало ей воровство. Если «получить что-то честно» означает унаследовать это от родителей, то Вера чувствовала, что она нечестно получила саму жизнь, как будто украла то, что ей не предназначалось. Дело было не в том, что ее успехи не были настоящими — ведь девушка много и упорно трудилась над их достижением, — но она знала, что ничто из этого не произошло так, как хотелось бы верить окружающим.

Сокурсники Веры выглядели шикарными и ухоженными, как и кампус их колледжа. Ребята походили на персонажей телесериала, на людей, чья одежда никогда не бывает грязной; на людей, которые никогда в жизни не крали туалетную бумагу в общественных туалетах и никогда даже не думали о том, чтобы каким-то образом продавать самого себя. Веру то мучили подозрения, что все они ведут пустую и легкомысленную жизнь, то мысли о том, что ее жизнь темна и уродлива. Ее успехи были чуть ли не самыми впечатляющими в кругу всех ее знакомых, но девушка не могла отделаться от ощущения, что ей никогда не стать такой хорошей, как те, кто ее окружает.

Однажды Вера прикурила от сигареты молодого строителя, который клал новую кровлю в их общежитии. Ей понравилось, как парень при этом чуть прищурился, как будто ему что-то очень приглянулось. Скоро они регулярно перекуривали вместе, а затем и регулярно занимались сексом в мотеле у шоссе. Вечерами Вера делала задания с однокурсниками, а затем выходила из общежития и влезала в ожидавшую ее неподалеку машину. Время, которое они проводили вдвоем, не было каким-то особенным, зато оно казалось реальным — реальное время, проведенное с реальным человеком, который жил реальной жизнью с реальными проблемами. Перед восходом девушка возвращалась назад через переднюю дверь общежития, быстро показывая студенческий охраннику, дремавшему в холле у стойки. Это был единственный человек в мире, который знал ее секрет, в чем бы этот секрет ни заключался.

Поспав часок-другой, Вера плюхалась на свое место в первом ряду большого лекционного зала, с тетрадями и ручками, готовая к работе. Тело ломило от недавнего секса; девушка чувствовала, как деревяшка сиденья давит на ее плоть; это была тупая боль, сродни той, когда одним ногтем сильно давишь на нижнюю часть другого. И эта боль служила ей телесным напоминанием о том, что и студенты, сидящие рядом с ней, и профессор, который улыбается ей с кафедры, не знают, какая она на самом деле. И эта двойная жизнь заставляла ее чувствовать себя незаурядной, неприкасаемой и — несчастной.