Три метра над небом. Трижды ты - Федерико Моччиа

Мы продолжаем в том же духе, заказывая всего понемногу: пиццу «Маргарита» с моцареллой и помидорами, кальцоне, «Маргариту» без помидоров, с моцареллой и грибами, так что если бы не было огромного блюда салата ассорти по-вегетариански, у нас был бы настоящий классический стол.

Маркантонио в восторге:

– Здешняя пицца действительно исключительная: тонкая и хрустящая – именно такая, как мне нравится.

Эле смотрит на него с удивлением:

– Но почему это мы никогда сюда не приходили? Мы всегда ходили обедать в «Монтекарло» или в «Баффетто».

– Не знаю, иногда это немного зависит от времени: привыкаешь к одному месту и всегда ходишь туда, без особой причины.

– Да, правда…

– И все-таки мы пришли сюда.

И они улыбаются друг другу. Похоже, они сложили оружие. Потом они снова переглядываются. Теперь это уже другой взгляд – лукавый взгляд сообщников, рассказывающий историю их прошлого, их романа. Бог знает, какие воспоминания пробудила в каждом из них эта улыбка. Потом Эле опускает взгляд. Маркантонио на меня смотрит, улыбается и пожимает плечами. Кажется, они почти счастливы, что встретились снова. И если раньше мы волновались, что между ними может пойти что-то не так, то теперь нас волнует противоположное.

– Ладно, я закурю сигарету. – Похоже, вегетарианка уже раздражена. – Пересяду в другое место, а то тут семья с маленьким ребенком в коляске. Хотя мы и на улице, мне бы не хотелось, чтобы они докучали мне из-за того, что я курю.

Сильвио тоже встает.

– Давай я тебя провожу, мне тоже захотелось.

Так что за столом мы остаемся вчетвером – точь-в-точь как тогда, по время нашей первой телепередачи, когда я только что познакомился с Джин и вскоре после этого – с Эле и Маркантонио.

– Эй, если мы будем молчать слишком долго, мне станет не по себе.

Джин пытается растопить лед.

– И не спрашивайте у меня подробностей о свадьбе, потому что я в жутком стрессе. Может, это и самовнушение, но сначала кажется, что это будет проще простого, а потом мало-помалу начинаешь волноваться, тосковать и думать, что все может пойти не совсем так, как хотелось бы. Сначала думаешь о свадебном приеме, который кажется тебе катастрофой, а потом представляешь себе жениха, который за день до свадьбы удирает со своей бывшей или со стриптизершей с тоскливейшего мальчишника…

Я смеюсь.

– Сожалею.

– Почему?

– Потому что я заранее знаю, что мой мальчишник будет развеселым.

– Ай да молодец, браво! И ты надо мной посмеешься, убежав с какой-нибудь?

– Пока нет… Я это решу в последний момент: если ты приедешь в церковь, а там никого нет, значит, произошло именно так, как ты сказала.

– Это как?! Нет, погоди-погоди… Давай-ка скажи мне об этом сразу. Избавь меня от напрасных волнений.

– Ладно, ты меня убедила. Так уж и быть, приду.

– Отлично, я рада! Только не передумай, ладно? Я была на нескольких свадьбах и не понимаю невест, которые идут к алтарю в слезах. Некоторые прямо рыдают, словно идут на казнь! По мне, так свадьба должна быть красивой, веселой, приносящей счастье…

Я смотрю на Джин – на то, как она говорит. Она кажется мне такой милой; ее глаза светятся, в них стоят слезы радости, она лучезарно улыбается. Ее восторг удивительный, заразительный.

Она смотрит на нас, потом на секунду задумывается, и наконец ее одолевает сомнение.

– Ой, вот я говорю-говорю, а может, и сама зарыдаю первой.

И все мы смеемся.

– Я осушу твои слезы.

Джин оборачивается и внезапно бросает на меня пристальный взгляд.

– При условии, что это будут слезы радости. Тогда осуши их своими поцелуями.

Маркантонио поворачивается к Эле.

– Черт побери, а вот ты мне никогда ничего подобного не говорила.

– Ты не дал мне времени!

– Если бы ты мне сказала что-нибудь подобное, я бы на тебе женился.

Эле оборачивается к Джин.

– Но почему? Ты ему сказала что-нибудь подобное, чтобы убедить его на тебе жениться?

– Нет, я ему пригрозила.

– И он испугался?

– Ужасно.

Эле подхватывает игру и качает головой:

– В самом деле… Я-то знала, что этот Стэп только блефует! Я думаю, что он даже никого никогда не бил, это все миф.

Я смеюсь.

– Совершенно верно: били всегда меня.

– Ну вот, наконец-то, в этот вечер выходит наружу вся правда.

Эле меня толкает, а потом оборачивается к Маркантонио.

– Ну вот ты объясни мне одну вещь… Почему мы с тобой расстались?

Маркантонио смотрит на нее удивленно и кивает:

– Знаешь, а я и сам не знаю. Мы начали с того, что перестали видеться, а потом и созваниваться…

– Значит, тогда мы боялись… Иногда не хватает смелости жить красивей.

Мы остаемся сидеть так, словно в нерешительности, при этих словах Эле, на которые у Маркантонио нет ответа. И тут вдалеке появляются Мартина и Сильвио; они возвращаются к столу. Эле это замечает.

– Ладно, поживем – увидим… А теперь хватит, а то твоя сиделка возвращается.

Джин присвистывает.

– Ух ты! В самую точку!

Маркантонио сразу парирует:

– Но почему? А разве твой – не мальчик для развлечений?

– Нет, он преподает в университете.

– Ну надо же! А я думал, что он учится в одном классе с моей сиделкой.

Но когда те двое подходят к столу, все, естественно, ведут себя уже по-другому.

Мартина садится. Ей любопытно:

– О чем вы говорили? Я видела, что вы смеялись…

Джин знает, что ответить:

– О моей свадьбе.

– И о той, которая будет и у меня, – вмешивается Эле.

Мартина смотрит на нее удивленно:

– Так ты тоже выходишь замуж?

– Если найду смелого человека…

Она избегает взгляда Маркантонио.

Но Мартина решительно продолжает:

– А разве вы не боитесь выходить замуж? Все говорят, что брак – это могила любви! Может быть, дело не ладится потому, что люди чувствуют себя обязанными. Думаю, в браке люди в конечном счете плохо живут, потому что это обязанность, договор.

Сильвио с ней соглашается:

– Молодец. Я тоже так думаю.

Маркантонио улыбается и смотрит на Эле:

– Смотри, они нашли друг друга. Это чувство.