Танки решают все! Битва за будущее - Константин Мзареулов

Укоризненно поглядев на редактора сквозь клубы табачного дыма, Верховный решил: «Отправим в Палестину вместе с Мехлисом». Затем сообщил, строго чеканя слова:

— Ваша большая ошибка — материал о гвардии рядовом, который своим телом накрыл амбразуру.

— Товарищ Сталин… — воспрянув духом, взмолился журналист. — Это уже не первый случай. Фронтовые газеты много раз сообщали о таких подвигах…

— Очень плохо, что сообщали! — резко прервал его Верховный. — Я могу понять молодого красноармейца с горячим сердцем, который готов на самопожертвование во имя победы и в порыве боевого азарта бросается на пулемет. Но люди в газетной редакции должны думать не сердцем, а головой, иначе грош им цена. Хороший журналист должен был посоветоваться с фронтовиками, выяснить у них, много ли пользы от подобного подвига. Вы спрашивали об этом у фронтовиков?

— Никак нет, товарищ Сталин, — гордо заявил Ортенберг. — Этот замечательный факт буквально просится на газетную полосу, поэтому мы решили рассказать…

— Вы решили неправильно. — Верховный повысил голос. — В отличие от вас товарищ Сталин нашел время, чтобы поговорить с фронтовыми командирами и услышал в ответ, что никакой пользы от таких поступков нет. Потому как пулеметная очередь бьет со страшной силой, поток металла отбросит тело героя, и амбразура мгновенно будет открыта снова. Вы пытаетесь пропагандировать напрасное самопожертвование, напрасную смерть отважного солдата. Завтра, начитавшись наших глупых статей, десятки красноармейцев безрассудно бросятся на амбразуры, и напрасная гибель этих героев-патриотов будет на вашей совести…

Взгляд его выражал неприязнь и недовольство, что могло означать как легкий нагоняй, так и более серьезные последствия.

— Вы не поняли сути события и едва не устроили пропаганду красивого, но неправильного поступка. Эту статью необходимо снять из номера… — Сталин хлопнул ладонью по корректуре. — Поручите хорошему журналисту — например, Симонову или Долматовскому — толково разъяснить, что бойцы должны не закрывать пулеметное гнездо своим телом, а научиться метко бросать гранату или поражать амбразуру из противотанкового ружья. Неплохо бы и стихи на эту тему написать — попроще да подоходчивей.

Не слушая испуганного «так точно», Сталин предупредил редактора, что придется переместить его на другую работу. Вредную статью из последнего номера Верховный перечеркнул красным карандашом и назвал второй грубой ошибкой Ортенберга. Тот слабым голосом выдохнул:

— А какая же первая?

— История с якобы погибшими панфиловцами, — насмешливо напомнил Сталин.

Ортенберг потупился. Во время прошлогодних боев на смоленском направлении случилась весьма некрасивая история. Возле перекрестка дорог у безвестного до тех дней поселка «Красная дубрава» полсотни легких немецких танков при поддержке пехотной роты напоролись на крепко окопавшийся стрелковый батальон 316-й дивизии генерала Панфилова. Панфиловцы положили немало фрицев и пожгли десятка полтора жестянок, задержав противника почти на сутки. Наши потери составили 28 убитых.

Оказавшийся поблизости корреспондент «Красной звезды» быстро состряпал репортаж, в котором немного преувеличил масштаб события. Однако Мехлис который тогда был начальником ГлавПУРа, надоумил Ортенберга еще сильнее приукрасить это событие. В итоге их совместного творчества получился лубок про 28 героев-панфиловцев, которые все полегли смертью храбрых, но голыми руками остановили танки. Прочитав ту статью, Сталин удивился: почему немцы, перебив оборонявшихся, отступили? Проверка по линии особых отделов и рапорт командарма Рокоссовского прояснили ситуацию, и разгневанный Верховный всыпал виновным строгача с перцем за чрезмерное усердие.

Как видно, урок впрок не пошел.

Между тем, Ортенберг, напрасно надеясь отделаться малой кровью, хрипло произнес:

— Разрешите написать рапорт о переводе на фронт, товарищ Верховный Главнокомандующий. Искуплю вину перед партией…

Усмехнувшись, Сталин обрадовал журналиста известием о предстоящей командировке в несуществующее государство Эсраэль, которому предстоит стать форпостом социализма на Ближнем Востоке. По вытянувшемуся лицу Ортенберга несложно было понять, что бравый политработник предпочел бы комиссарить на фронте.

— Там тепло, апельсины растут круглый год, — пошутил Верховный и шевельнул ладонью: мол, забирай свои бумажки и ступай работать.

Собирая листы, покрытые строчками типографской краски, бывший редактор взмолился:

— Товарищ Сталин, вы себе не представляете, каково это, когда вокруг одни евреи… И вдобавок арабы.

— Не будьте антисемитом, товарищ полковник, — добродушно напутствовал его Сталин. — Это контрреволюционные настроения, ничуть не лучше буржуазного сионизма. И не бойтесь трудностей. Конечно, поднимать полк в атаку — это проще и привычнее, но в Палестине вас ждет интересная работа.

«Если вы с Мехлисом не наломаете дров, от вас же любой глупости ждать можно», — мысленно продолжил он, покосившись на спину вылетевшего из кабинета журналиста.

А ведь могут натворить дел, придется приставить к ним толковых армейских командиров, которые не побоятся перечить бывшему завотделу ЦК. Павлов слабоват, да и напуган опалой — Мехлис его сломает, а Буденный далеко не всегда сможет заступиться. Павлова придется отозвать, лихой танкист на главном фронте пригодится, пусть покажет, как умеет мехкорпусами ворочать… А в Иерусалим пошлем генерала, долго служившего в Туркестане, хорошо знакомого с Азией, с мусульманами. И дураку Мехлису надо будет внушить, чтобы не смел соваться в оперативные вопросы.

Этим летом Мехлис сильно проштрафился в Крыму, куда был опрометчиво послан в качестве представителя Ставки. Застращал комфронта Козлова, превратил Военный совет фронта в заседания партхозактива, развернул политмассовую работу, мешал командирам управлять войсками. Как следствие, Манштейн сбросил обе наши армии, защищавшие Керченский полуостров, в море, хотя должно было случиться наоборот.

Теперь приходится планировать десант, чтобы вернуть Крым и деблокировать армию Батова, которая второй месяц обороняет Севастополь, отрезанная от главных сил. Для этой операции на кавказский берег Черного моря выводились из Ирана две армии — 44-я и 47-я. Каждой придавалось по бригаде морской пехоты и танковые части. Справится ли с такой задачей Козлов — Сталин сомневался. Продолжая раздумывать, как бы поумнее расставить кадры, Верховный позвонил наркому флота. Адмирал Кузнецов доложил, что подготовка десантной операции завершается, определены участки и порядок высадки частей, назначены боевые корабли и транспортные суда, ремонтируются оставшиеся от царского флота десантные баржи, ведется отработка взаимодействия с сухопутными войсками и авиацией.

— Дата начала операции пока не назначена? — осведомился нарком.

— Ориентируйтесь на середину или даже начало ноября. Уложитесь?

— Так точно, товарищ Сталин.

— Ну, смотрите. Надеюсь, не подведете.