Пастух - Итан Кросс

Маркус сжал переносицу. Головная боль усиливалась. Они немного помолчали.

— А при чем здесь Акерман? Зачем вмешивать сюда его?

Глаза шерифа погрустнели, и он отвел взгляд.

— Конечно же, Акермана нельзя было освобождать, но я проявил небрежность и совершил ошибку. Теперь мне придется с этим жить. Аллен предупреждал меня, но я счел Акермана важной частью твоей вербовки. Мы поймали его в Колорадо. Он успел убить там двух полицейских и застрелить посетителя кафе. Аллен, Эндрю и Льюис отследили его до дома Морин Хилл. Выстрелили в него транквилизатором. Теперь я думаю, что нужно было прикончить его на месте. План с самого начала состоял в том, чтобы инсценировать место убийства, используя труп, а потом сделать так, чтобы ты столкнулся с убийцей. Акерман предоставил нам такую возможность, убив Морин Хилл. Мы гонялись за ним уже давно. Именно фактор времени заставил нас поторопить события. Вот почему Мэгги уже на первом свидании повела тебя знакомиться с Морин Хилл. Мы…

— Но почему вам был необходим реальный убийца? Разве не было бы гораздо безопаснее, если бы кто-то сыграл его роль?

Шериф помотал головой.

— Ты бы сразу все понял. Так мы не добились бы поставленной цели. Невозможно притвориться таким человеком, как Акерман. Мы планировали арестовать тебя, когда ты окажешься на месте преступления, а затем поместить вас вместе в одну камеру. Ты должен был увидеть лицо истинного зла. Должен был заглянуть в темноту его души и понять, на кого мы ведем охоту. Типы вроде Акермана не поддаются реабилитации или уговорам. Он — животное. Может, это и не его вина, и я в какой-то степени ему сочувствую, но в конечном итоге он убийца и продолжит убивать ни в чем не повинных людей, пока кто-то его не остановит. Позволить ему разгуливать на свободе или даже посадить в тюрьму — это все равно что… запустить большую белую акулу в бассейн с детьми.

— Но Акерман спас нас. Мне показалось, он действительно раскаялся. Когда мы находились в бывшей школе в Ашертоне, он спросил меня о прощении. Если под конец жизни он действительно раскаялся, то убить его значило бы лишить его этой возможности и обречь его душу на гибель. У нас нет такого права.

— И сколько еще людей должны умереть, прежде чем он обретет свой путь? Ты подумал об их душах? У него есть такое право?

— Его можно схватить и запереть в тюремной камере, где он уже никому не причинит вреда. Тогда у него будет весь остаток жизни, чтобы подумать обо всем, что он сделал.

— У меня был друг, работавший в тюрьме особо строгого режима. Он рассказал мне об одном таком маньяке, убившем несколько человек. Как-то на завтрак там давали яйца, и ему не понравилось, что они всмятку. Охранник, естественно, спросил его, кто он такой, велел сесть на место и заткнуться. Заключенный отставил поднос и ударил охранника по горлу. Тот умер почти мгновенно, и все из-за каких-то яиц. А убийце было все равно. Его уже приговорили к нескольким пожизненным срокам. И деньги налогоплательщиков шли на еду, одежду и крышу над головой этому монстру. — Шериф откинулся на спинку стула и соединил кончики пальцев. — Я понимаю, к чему ты клонишь, сынок, но у нас здесь простая математика. Мы убиваем одного убийцу, чтобы спасти жизни множества его потенциальных жертв. Этот способ не совершенен, но только так можно действительно защитить невинных людей.

Маркус вздохнул.

— И все же, зачем вам понадобилось устраивать это представление? Почему было не поговорить со мной, как мы разговариваем сейчас?

— Это не было представлением, сынок. Можешь считать это экзаменом, хотя, если честно, я сразу понял, что ты — тот человек, которого я искал. Все это делалось ради того, чтобы ты сам осознал это. Прежде мы пытались делать так, как ты говоришь, но ничего не вышло. Те, кого мы вербовали, не были готовы к встрече с демонами — ни внешними, ни внутренними. Они начинали сомневаться. Гибли люди. И никакие разговоры не смогли бы их подготовить. И тогда мы разработали этот метод. Мы бросили тебя в ситуацию, которая потребовала от тебя мобилизации всех способностей, стала проверкой твоего предназначения. Вот почему я выбрал сценарий с политическим убийством. Я решил поставить тебя в условия, когда речь шла о жизни еще одного облеченного властью человека, который тоже был потенциальным убийцей. Я счел, что такое совпадение заставит тебя вспомнить эмоции, связанные с убийством Мавроса, воссоздаст их в твоем сознании. Мы разработали сложный план, предусматривающий, что ты попытаешься остановить меня в Сан-Антонио. Но Акерман сбежал, снова стали погибать люди, и я велел Эндрю сократить наш сценарий. Мы собирались посвятить тебя во все после финального акта, чтобы вместе отправиться за Акерманом, но ты сумел сбежать от той могилы и стал охотиться на него самостоятельно. Это, как мне показалось, доказывало твою готовность, вот только тебе по-прежнему нужно примириться с тем, кто ты есть. Прежде чем ты сможешь двигаться дальше и узнаешь, что ждет впереди, ты должен примириться с дорогой, которую уже прошел.

— Примириться? Я хладнокровно застрелил человека. Как мне примириться с этим? Как вы можете думать, что я буду работать на вас, продолжая делать то же самое? Неужели моя судьба… быть убийцей?

Шериф пожал плечами.

— Мне жаль, сынок, но ничто не бывает исключительно белым или черным. Если ты ищешь совершенный мир, ты сошел не на той остановке. Мир наполнен оттенками серого, и каждое решение представляет собой обоюдоострый меч, причем опасна каждая его сторона. Зачастую ни один выбор не бывает верным. Мы всего лишь выбираем из двух зол меньшее. У меня нет ответов на все вопросы. Хотел бы я их иметь. Жаль, что не могу процитировать Писание или другие мудрые слова, чтобы помочь тебе справиться со всем этим, но таких слов я не знаю. Все, что я могу сказать: тебе нужно заглянуть в самого себя. В глубине души ты знаешь, были твои поступки правильными или нет.

Шериф подался вперед и заговорил совсем тихо.

— Позволь спросить тебя об одной вещи. Ты действительно винишь себя в смерти Мавроса? Именно это мучит тебя, не позволяя спать спокойно? Или тебе не дает покоя тот факт, что ты отнял жизнь у другого человека и совсем не чувствуешь своей вины?

Маркус несколько секунд смотрел на шерифа, но потом отвел взгляд, и его глаза налились слезами.

— И это тебя испугало, верно? Испугало, потому что заставило задуматься, что же отделяет такого человека, как ты, от таких, как Акерман. И ты стал думать о том, на что действительно способен. Вот подлинный секрет твоего прошлого, который тебя мучает. Я прав?

Маркус опустил голову и закрыл глаза, стараясь сдержать слезы.

— Я должен был ощутить хоть что-то. Должен был почувствовать вину, сожаление и тысячу других эмоций, которые испытал бы нормальный человек, убивший кого-то. Но не почувствовал. Ничего не почувствовал. Акерман заявил, что мог бы убить Мэгги так же легко, как щелкнуть выключателем. Я запомнил эти слова. Потому что это действительно оказалось легко. Я просто навел пушку и выключил его свет. — Он перестал себя сдерживать, и слезы покатились по его щекам. — Вы правы. С той самой ночи в Нью-Йорке я постоянно думал о том, какова граница между мною и людьми, подобными Акерману. Когда он произнес эти слова, я ясно понял, насколько тонка эта линия. И да… это меня пугает.