1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо железных - Роберт Кершоу

Унтер-офицер Гаральд Домероцки, служивший в подразделении люфтваффе вблизи Торопца, «почти ежедневно наблюдал акции расправ над партизанами, которых вешали эсэсовцы». Посмотреть на казнь собирались огромные толпы — в основном это были русские. «Человеку свойственно специфическое любопытство — поглазеть, как твоего ближнего отправят на тот свет, — замечает Домероцки. — И неважно, кто это, твой соотечественник или же враг»[43]. Часто происходили и публичные экзекуции в Житомире, приговоренных вешали на базарной площади. Причем пестро выряженные украинки поднимали детей повыше, чтобы те могли видеть происходящее, а фоторепортеры и просто любители экзотических снимков призывали палачей не спешить, чтобы, мол, фото вышло как следует.

В Торопце возводили огромные виселицы. Под них подгоняли грузовик с откинутыми бортами, на котором обычно стояли четыре партизана. На шеи им накидывали петли, после чего грузовик по команде отъезжал. Домероцки вспоминает, как один раз в петлях конвульсивно задергались лишь трое из четверых казненных, четвертому повезло — оборвалась веревка. «Но его снова взгромоздили на грузовик и предприняли вторую попытку повесить. И на этот раз не вышло. Эсэсовцы, невозмутимо сунув его голову в петлю, в третий раз попытались довершить экзекуцию. Но не тут-то было — русский не хотел погибать, и точка.

Мой друг, стоявший рядом, произнес: «Это воля Божья». Я готов был поверить этому и даже высказал предположение, что, дескать, уж теперь его отпустят с миром».

Но его не отпустили. Когда шофер рванул с места свой грузовик уже в четвертый раз, петля намертво стянулась на шее партизана. «Никто даже не плакал, — вспоминает Домероцки, — люди не издали ни звука».

Нет, на этой войне победных венков не было, путь солдат вермахта никто не собирался усыпать розами.

Канны под Киевом

К 20 августа линия фронта на востоке выглядела довольно любопытно. Передовые части группы армий «Центр» овладели Ельней юго-восточнее шоссе Минск — Москва и теперь удерживали выступ, острие которого грозно нацелилось на столицу Советской России. Примерно в 600 км южнее, в районе Кременчуга, группа армий «Юг» вышла к Днепру. Обе армейских группировки составили ударный клин немецкого фронта, весьма напоминавший равнобедренный треугольник. Его западная вершина на 550 км отставала от успевших продвинуться далеко на восток частей. А внутри этого треугольника южнее Припятских болот была сосредоточена советская Юго-Западная армия в полном составе. Со времен Ганнибала очень немногим полководцам открывалась подобная возможность двойного охвата. И воплотить эту идею оказалось не так уж трудно.

Согласно директиве Гитлера теперь направление главного удара переносилось на юг, с тем, чтобы окружить советские войска двойным кольцом. Внутреннее кольцо окружения должны были образовать три полевые армии. 2-я армия получила приказ наступать юго-восточнее Гомеля, 17-я наносила удар на север из Кременчуга, а 6-я армия отвлекала внимание русских на центральном участке под Киевом. Внешнее кольцо образовывала 2-я танковая группа генерал-полковника Гудериана, наносившая удар на юг из района Трубчевска. Гудериан имел в распоряжении 500 танков, а навстречу ему двигалась 1-я танковая группа Клейста, в которой насчитывалось 600 танков.

По мере осуществления плана, разработанного в немецком Генеральном штабе, русских охватывала паника, никто из советских штабистов не мог отыскать мало-мальски приемлемого решения и предпринять решительные действия. Никто не удосужился заметить назревавшую опасность. Вместо отвода войск за естественную линию обороны, реку Днепр, маршал Буденный продолжал стягивать в угрожаемые районы подкрепления, в частности, под Умань, южнее Киева, на которую немецкие танковые клинья нацеливались еще до начала главного сражения. 30 июля танки генерала фон Клейста вошли в Ново-Украину, перерезав железнодорожную линию Киев — Днепропетровск и изолировав Умань от тыловых районов. Единственная линия коммуникации советских 6-й, 12-й и 18-й армий располагалась восточнее, вдоль реки Буг до Николаева на Черном море. Таким образом, «котел давал течь» до тех пор, пока его не прихлопнули немецкие пехотные дивизии 11-й и 17-й армий, наступавшие с запада и юго-запада и высвободившие танковые силы. Угодили в ловушку и были уничтожены в кольце окружения 15 советских пехотных и 5 танковых дивизий. В плен попало 103 000 человек. Операция по разгрому советских войск в этом районе завершилась к 8 августа. Одна немецкая артиллерийская батарея огневой поддержки операции за четыре дня израсходовала столько боеприпасов, сколько за всю кампанию во Франции летом 1940 года.

По пути следования танковым колоннам немцев приходилось вступать в схватку с разрозненными группировками противника. Но ничто не могло помешать стремительному броску и отвлечь от выполнения поставленной оперативной задачи. Принимать пищу танкистам приходилось на ходу.

Итальянский военный корреспондент Курцио Малапарте писал:

«Входе этой мобильной войны не оставалось времени закусить на привале. Каждый ел, когда имел возможность. Каждый боец имел при себе положенный ему рацион — хлеб с повидлом и чай в термосе. И урывками, иногда даже в бою, он извлекал из вещмешка намазанный повидлом хлеб и отправлял его в рот прямо за рулем грузовика или у затвора пушки».

Разные это были бои. Как правило, противника можно было разглядеть с почтительного расстояния в бинокль. Время от времени случались стычки с ним, но речь шла в основном о мелких группировках. Малапарте описывает один из таких типичных для этого наступления боев бронетанковой колонны с тыловой группировкой русских.

Внезапно советский танк открыл огонь по немецкой колонне. «Я отчетливо слышал лязг его гусениц, — пишет Малапарте, — задрав кверху орудие, он, казалось, пытался учуять противника, определить его местонахождение в густой пшенице». Завязался бой, однако и ход, и исход его предугадать было нетрудно:

«[Русский танк] открывает огонь из пулеметов, но как-то без вдохновения, словно пристреливая оружие. Затем танк, резко взяв с места, устремляется к нам, и тут же гремит выстрел его орудия. Со стороны может показаться, что он будто ищет кого-то, призывает к себе».

И начавшаяся вслед за этим атака русской пехоты несет в себе оттенок нереальности.

«И тут несколько человек поднимаются из пшеницы и семенят по отлогому спуску, даже не пытаясь хоть как-то укрыться. Люди возникают отовсюду. Русских пехотинцев — человек сто, не больше. Наверняка из тех, какими наводнен тыл и которые отрезаны от своих частей. Атакующие явно не расположены атаковать, скорее ищут пути к отступлению».

Лейтенант Вайль, офицер вермахта, сопровождающий Малапарте, в отличие от большинства, понимает их план. «Бедняги, идиоты несчастные!» — в сердцах бросает он. Тем временем русские открывают беспорядочный огонь по немецкой колонне.