Грязная работа - Кристофер Мур

У Софи все было отлично — они с миссис Корьевой кормили адских псов «Сырными тритончиками». Девочка спросила, не надо ли Чарли помочь, и он чуть не разрыдался. Ответил, что нет, когда голос перестал дрожать.

Через семь минут они встали едва ли не поперек Валенсия-стрит: впереди пожарные машины палили из водометов по второму этажу того дома, где прежде располагалась лавка Антона Дюбуа. Чарли с инспектором вышли из машины, и Ривера предъявил бляху тому полицейскому, который первым прибыл на место происшествия.

— Пожарные бригады не могут проникнуть внутрь, — сообщил тот. — Там сзади тяжелая стальная дверь, а в этих ставнях с четверть дюйма стали, если не больше.

Шторы пучились наружу, и на них виднелись тысячи мелких бугорков.

— Что произошло? — спросил Ривера.

— Пока не знаем, — ответил полицейский.

— Соседи сообщили о взрыве, и пока это все, что нам известно. Выше никто не жил. Все соседние здания мы эвакуировали.

— Спасибо, — сказал Ривера.

Он посмотрел на Чарли и поднял бровь.

— Филлмор, — ответил тот.

— Ломбард на углу Фултон и Филлмор.

— Поехали, — Ривера взял Чарли за руку, чтобы тот быстрее хромал к машине.

— Так я больше не подозреваемый? — спросил Чарли.

— Если выживете — разберемся, — ответил Ривера, открывая дверцу.

Из машины Чарли позвонил сестре:

— Джейн, мне нужно, чтобы ты забрала Софи и собачек и отвезла их к себе.

— Конечно, Чарли, только мы недавно ковры почистили… Элвин и…

— Ни за что не разлучай Софи и собак ни на секунду, Джейн, ты меня поняла?

— Господи, Чарли. Ну еще бы.

— Я не шучу. Ей может грозить опасность, а они ее защитят.

— Что происходит? Вызвать полицию?

— Я и так с полицией, Джейн. Прошу тебя — поезжай за Софи немедленно.

— Уже выхожу. А как мне их всех вместить ко мне в «субару»?

— Как-нибудь. Если надо, привяжи Элвина и Мохаммеда к заднему бамперу и езжай медленно.

— Но это ужас, Чарли.

— Нет, не ужас. Они справятся.

— Да нет, когда я в прошлый раз так делала, они оторвали мне бампер. Ремонт обошелся в шестьсот долларов.

— Поезжай. Перезвоню через час. — И Чарли отсоединился.

— Ну что, эти клейморы — паскудство, я вам так скажу, — произнесла Бабд.

— Как мечи они мне раньше нравились, а теперь… Вот обязательно их нынче делать так, чтоб бабахали и кидались этой… Немайн, как эта дрянь называется?

— Шрапнель.

— Шрапнелью, — сказала Бабд.

— А я только начала в себя приходить…

— Заткнись! — рявкнула Маха.

— Но больно же, — ответила Бабд.

Морриган текли по стоку под 16-й улицей в Миссии. Теперь в них вновь осталось еле-еле два измерения, и походили они на драные черные боевые флаги — прохудившиеся тени, что сочились черной слизью. Немайн оторвало одну ногу, и Морриган сунула беглую конечность под мышку, а сестры волокли ее саму по трубе.

— Немайн, лететь можешь? — спросила Бабд.

— Ты тяжелая, знаешь.

— Только не здесь, а туда я больше не пойду.

— Нам придется еще что-то делать Сверху, — сказала Маха.

— Если хочешь поправиться в этом тысячелетии.

Когда три дивы смерти вытекли к широкой развилке под Маркет-стрит, перед ними в трубе что-то заплескалось.

— Что это? — спросила Бабд.

Все остановились. Что-то проплюхало мимо по трубе, к которой они приближались.

— Что это было? Что это было? — встревожилась Немайн, которой за сестрами ничего не было видно.

— Похоже на белочку в бальном платье, — ответила Бабд.

— Но я сильно ослабла и могу бредить.

— К тому же ты идиотка, — сказала Маха.

— Это же дармовая душа. Лови давай! Ею мы вылечим Немайн ногу.

Маха и Бабд выронили сестру-унидекстру и кинулись к развилке. И тут им дорогу заступил бостонский терьер.

Когда Морриган ретировались по трубе, звук был такой, словно кошки рвут кружево.

— Эгей, эгей, эгегей, — пела Маха, и то, что оставалось от ее когтей, царапало бетон.

Фуфел отрывисто и угрожающе протявкал и кинулся на Морриган в бой.

— Новый план, новый план, новый план, — бормотала Бабд.

— Ненавижу собак, — изрекла Маха.

В ретираде они подхватили сестру.

— Мы, богини смерти, мы, кто скоро будет повелевать всей подлежащей тьмой, — и бежим от крохотного песика, — сказала Немайн.

— Ну и к чему ты это, поскакушка? — спросила Маха.

А в Филлморе Кэрри Лэнг закрыла свой ломбард на ночь и стала ждать, когда очистятся ультразвуком драгоценности, принятые днем, чтобы их можно было выложить в витрину. Ей хотелось поскорее все закончить и убраться отсюда — пойти домой, поужинать, может, на пару часов выйти погулять. Ей было тридцать шесть, не замужем, и она считала своей обязанностью гулять — чем черт не шутит, вдруг встретит хорошего парня, — хотя на самом деле предпочла бы остаться дома и смотреть по телевизору детективы. Она гордилась тем, что не стала циником. Ростовщик, как и судебный поручитель под залог, склонен рассматривать людей с худшей стороны, и что ни день Кэрри в себе давила опаску: вдруг последний на земле приличный парень уже стал барабанщиком или сторчался?

Однако в последние дни Кэрри не очень стремилась выходить на улицу: уж очень много странностей она видела и слышала в городе. В тенях шебуршились какие-то твари, из ливнестоков что-то шептали голоса. Чем дальше, тем больше ей нравилось сидеть дома. Кэрри даже стала брать с собой на работу бассета-пятилетку Бодряка. Взаправду защитить ее пес, конечно, не мог, если нападавший не был ростом ниже колена, хотя гавкал громко и была надежда, что однажды Бодряк обгавкает какого-нибудь мерзавца. Если у мерзавца под рукой не будет собачьей галеты. Но, как впоследствии выяснилось, те, кто вторгся вечером в ломбард, ростом были гораздо ниже колена.

Кэрри служила Торговкой Смертью девять лет и, когда первое потрясение прошло (что заняло каких-то четыре года), стала полагать все это причудой бизнеса. Но по намекам в «Великой большой книге Смерти» она понимала: что-то происходит. И это ее нервировало.

Выйдя в торговый зал, чтобы открутить до пола защитные жалюзи, Кэрри услышала, как за спиной в темноте что-то шевелится, — что-то низенькое, у гитарной стойки. Проходя, оно зацепило струну ми, и нота завибрировала предостережением. Кэрри остановилась и проверила, с собой ли у нее ключи, — вдруг придется выскакивать в переднюю дверь. Она расстегнула кобуру револьвера 38-го калибра, затем подумала: