Кривые дорожки к трону - Юлиана Чернышева

В горле пересохло, я зажмурилась посильнее, думая, что вот сейчас открою глаза, и увиденное окажется всего лишь внезапно возникшей галлюцинацией. Но картинка не изменилась, заставляя усомниться уже не в зрении, а в собственном рассудке. Этого же не могло быть, правда? Таких совпадений просто не бывает…

Мысли метались молниями, но ни одну из них не удавалось поймать за хвост и обдумать как следует. Пришлось вновь зажмуриться, до боли надавив на переносицу и глубоко дыша, попытавшись сосредоточиться. И дыхательная практика помогла, пусть и не сразу. Ну вот с чего я вообще решила, что это Элейн? Я же видела ее едва ли полминуты, прежде чем потерять сознание, лежащую на полу, с закрытыми глазами. А незнакомка на портрете просто напомнила мне ее — сходным типажом и вот этой крупной, тщательно прорисованной художником родинкой справа над губой. И цвет волос у них совершенно разный — эта натуральная блондинка с почти бесцветными бровями, а у той были волосы цвета шоколада и брови почти смоляные, если мне не изменяла память. К тому же портрету лет восемьдесят, не меньше, судя по возрасту зайни. И даже если представить, что Элейн — настолько сильный маг, чтобы в сто лет выглядеть на двадцать, сомневаюсь, что она стала бы девочкой на побегушках у заговорщиков.

И мужчина, если внимательно приглядеться, тоже не копия Истара, как мне показалось с перепугу. Похож определенно, особенно если прикрыть верхнюю часть лица — подбородок с характерной ямочкой, форма губ, скулы. А вот нос и глаза совершенно другие. Я непроизвольно сдвинула пальцы ниже, оставляя открытыми лишь серые глаза, словно они могли что-то подсказать. И ахнула, отдергивая ладонь, будто обжегшись, и прижимая ее к губам. Нет, это уже точно галлюцинации! Но эхо уже посылало стук отцу, повинуясь нервному порыву дрожащей руки.

— Папа? — Неуверенный шепот вместо голоса. — Мне очень нужно с тобой поговорить… — И получить подтверждение, что я не сошла с ума. Потому что других вариантов просто не вижу.

К счастью, с выбором гувернанток еще не закончили, и во дворец отец вернуться не успел. Он уделил мне время, передоверив беседу Венейне и перебравшись из гостиной в кабинет. Куда я и вошла на негнущихся ногах, забыв даже постучать, чего не бывало с малых лет.

— Дочь, ты в порядке? — обеспокоенно сдвинул он брови, наблюдая, как я прикрываю дверь — нарочито медленно, чтобы не хлопнуть, — и подхожу к креслу, почти падая в него.

Сразу вспомнилось, что именно так, а не поименно, папа звал нас с сестрами, когда был зол или встревожен чем-то. А если учесть, что злиться повода я не давала, выглядела, наверное, и впрямь неважно. А покачивание головой в ответ вышло лишним этому подтверждением. Затем положила на стол портрет, который весь путь до кабинета сжимала в руках, и подвинула его на противоположный край.

Отец вновь нахмурился на несколько секунд, а потом опустил взгляд. Я не слишком хорошо умела читать по лицам, но промелькнувшее на мгновение удивление не заметить было сложно. Но секунда — и он безмятежно спокоен.

— Не знал, что он все еще существует, — проговорил он наконец. Причем таким тоном, что становилось понятно — знай папа, и на существовании портрета можно было поставить крест.

— Я просто хотела взять что-то на память о тете, а нашла… — Я кивнула на карточку, непонятно зачем решив оправдаться, чтобы он не подумал, что это было результатом специальных поисков.

— Лета обещала, что уничтожила его, — пояснил, глядя на изображение сестры, папа. — Оказывается, у нее тоже были секреты.

Я пришла сюда, чтобы получить ответы, но отчего-то не знала, какие именно вопросы задать. Или боялась, что один из них все разрушит, поставит более-менее устоявшуюся для меня картину мира с ног на голову. И все равно спросила, внутренне сжимаясь от ожидания:

— Кто он?

Наверное, с нашей сумасшедшей семейкой давно нужно было научиться ничему не удивляться. Одиннадцать дочерей с разницей в возрасте между каждой в три года, такие разные внешне, по характерам и способностям, не знающие своих матерей. Услышанное однажды мельком брошенное кем-то: «Селекцией он занимается, что ли?» намертво въелось в память и сейчас всплыло уродливой кляксой в воспоминаниях о том, как я была счастлива расти именно в такой семье. А ведь и правда, чем не селекция? Шинтайка, заривийка, дастарка, орандийка, даже демоница — от кого только не было у лайда Навастира дочерей. Так что необычного, если среди его женщин оказалась не одна королева, а две? И что удивительного, что слухи о существовании сына оказались совсем не слухами?

И все равно я оказалась совсем не готова, когда отец, скупо улыбнувшись уголком рта, уронил:

— Я.

Мир остался стоять. Не перевернулся, не накрылся волной цунами или вулканической лавой. И я даже сумела улыбнуться в ответ, ворочая непослушными губами:

— Но почему?..

Отец взглянул на меня с нечитаемым выражением лица, а затем вдруг полез в тумбу стола, извлекая из нее пару бокалов и бутыль с широким горлышком и янтарной жидкостью внутри. Откупорил, плеснул в один бокал совсем немного, почти на донышке, а в другой побольше и подвинул первый мне. За спиной раздался щелчок закрывающегося замка, и звуки вокруг вдруг исчезли, позволяя догадаться об установке защиты от подслушивания, а я все переводила взгляд с хрустальной посуды на папу.

— Ты пей, пей, — то ли посоветовал, то ли приказал он, и я послушно опрокинула в себя жидкость, прокатившуюся по горлу огненным шаром. Боги, как это вообще пьют?! Отец проследил за тем, как я тщетно пытаюсь отдышаться, и продолжил: — Вообще-то, ты должна была все узнать позже, но раз уж так получилось… Чуть больше тридцати лет назад в Дастаре было не все так ладно, как сейчас. Мирный договор с Орандией только заключили, и обе страны еще пошатывало, но это тебе, думаю, не интересно. Инзор в те годы женился во второй раз, и новая королева пришлась ко двору еще меньше, чем прежняя. Если Таникай была хоть и чужачкой, но аристократкой, то Сальма могла похвастаться разве что сильным активным магическим даром, но никак не десятком поколений титулованных предков. Пожалуй, дар ее и спасал до последнего. — Папа сделал глоток коньяка, смачивая горло, а взгляд его при этом был направлен куда-то мимо меня, словно он с головой погрузился в дни минувшего. — Семнадцать покушений — это те, что знаю лично я. Сколько было всего, архайн его знает. Но покушения мы с Инзором смогли предотвратить, а вот божественную волю…

Я крутила в руках пустой бокал, даже дыша через раз, чтобы не прервать рассказ. Да, результат мне был уже ясен, но куда важнее сейчас казалось другое — почему все случилось именно так, а не иначе.

— Сальма ушла сразу после рождения сына, едва успев дать ему имя. Количество возмущавшихся существенно сократилось — теперь, когда не стало королевы, которая им была, как кость в горле, повод отпал сам собой. Ну, это мы на тот момент так думали. И расслабились. Не сразу, конечно, но расслабились, расставили новые приоритеты, бросили все силы на восстановление пострадавших от войны арлов. А через два года родился второй сын у сестры короля — Кайти. Первому на тот момент было почти семь, смышленый рос парень, весь в отца. — Еще пара глотков, пауза, чтобы обновить напиток, и продолжение: — Когда принцу исполнялось пять, Инзор решил устроить праздник. Грандиозное должно было получиться зрелище — одних групп комедиантов что-то около ста с разных концов мира, театр, в котором собрался весь цвет дастарской аристократии. Должно было. В королевской ложе, кроме его величества, меня, Кайти с Тэймаром и детей, никого не было — охрана у входа, лучшие заклинания, беспокоиться не о чем. А посреди выступления доложили, что какой-то наглец пытается прорваться со срочным сообщением для короля, дескать, вопрос жизни и смерти, и ни с кем другим разговаривать не желает. Мы вышли. Заодно отдали детей нянькам — Истар начал плакать, а Ирвин тогда все повторял за братом. А через две минуты в ложе раздался взрыв.