Ворошилов - Николай Тимофеевич Великанов

В Донской области, как и во всей РСФСР, набирал силу НЭП. Оживала экономика, прежде всего мелкотоварное производство, ремесла, расцвела торговля, на обывателя накатывала буржуазная культура.

Ростов шумно, соблазнительно входил в нэпманское лето. Не устояли против некоторых соблазнов и Екатерина Давидовна с Надеждой Ивановной. Особенно их захватило кино, к которому у ростовчан разгорелся небывалый интерес. Ни в один из кинотеатров (тогда их называли электросинебиографами, электробиографами или синебиографами) невозможно было достать билеты.

По городу были развешаны огромные афиши, зазывавшие мещан в знаменитые синебиографы «Олимп», «Колизей», «Художественный», «Французский», «Солей», располагавшиеся на Большой Садовой, посмотреть киношедевры «Невеста солнца», «Индийская гробница», «Рельсы гудят».

Подруги Ворошилова и Будённая присмотрели для себя «Художественный», где в течение нескольких месяцев шёл семисерийный приключенческий американский фильм про индейцев «Невеста солнца». Фильм был черно-белый, немой, с субтитрами.

«Художественный» привлекал публику оригинальным решением хозяина, Штреберга, установить в фойе заграничный музыкальный аппарат почти двухметровой высоты, походивший на массивный старинный буфет. В него вставляли крупные металлические пластинки с шипами, и перед сеансом звучала музыка. На вмонтированной в аппарат миниатюрной сцене появлялись механические женские фигурки в бальных платьях и куклы-мужчины в чёрных фраках, грациозно исполнявшие полонез. И вдруг на балу начинался пожар! На сцене появлялся кукольный пожарный, раздавались звон, кукареканье, фигурки разбегались. На этом действие заканчивалось, и наступало время «настоящего» кино.

Бывали подруги и в «Колизее», «Солее», но чаще, конечно, в «своём» «Кино-паласе», устроенном в самом крупном зале здания штаба СКВО. «Кино-палас» слыл лучшим синебиографом Ростова, но доступ в него для ростовчан, не имевших отношения к Красной армии, был закрыт. Среди других синебиографов его выделял серебряный экран. Так называлось полотно с нанесённой на его поверхность алюминиевой плёнкой; полотно делало проектируемое на него изображение объёмным. В «Кино-паласе» обычно крутили французские боевики.

В субботние и воскресные дни, когда Климент Ефремович и Семён Михайлович позволяли себе выходные, они с семьями и близкими друзьями выезжали за город на пикники. Время проходило весело — в песнях, танцах под гармошку. Будённый непременно брал с собой двухрядку, лихо играл на ней, увлекая всех в задорные пляски.

1921 год из-за засухи выдался неурожайным и угрожал населению области голодом. Большинство дончан это почувствовали уже в июне—июле. Но неурожай не очень отразился на семьях руксостава СКВО, тем более Ворошиловых и Будённых. Они жили в достатке. На столе у них всегда были обильные яства, деликатесы, вино, фрукты.

Возглавляя Северо-Кавказский округ

Возглавив СКВО, Ворошилов понимал, что работа в воссоздаваемом округе потребует от него большого напряжения сил. Задач стояло много — все сложные, все первостепенные. Чего стоило, например, обустройство войск почти на голом месте. Или налаживание обучения поступающих в части молодых бойцов.

В то время в округ входили 4-я Петроградская, 6-я Чонгарская, 14-я Майкопская, 2-я кавалерийская дивизии; Особая кавбригада; 2-я Донская (впоследствии 9-я Донская), 22-я Краснодарская, 28-я Горская, 32-я стрелковые дивизии и 37-я Отдельная стрелковая бригада. Войска компактных баз дислокаций не имели, личный состав дивизий и бригад размещался в полуразрушенных бараках и землянках, так как почти все казарменные помещения в Гражданскую войну были уничтожены. Командиры всех степеней снимали частные квартиры. Трудности были не только с размещением: в войсках не хватало продовольствия, обмундирования, медикаментов.

Округу были подчинены Донской, Кубано-Черноморский, Терский и Ставропольский военные комиссариаты. Дагестанская и Горская республики оставались в границах сформированного управления Отдельной кавказской армии.

Округ находился в состоянии настоящей войны с бандитизмом, между командованием СКВО и влиятельными местными элитами нередко отсутствовало взаимопонимание. Территория, на которой располагался округ, была весьма непростой по этническому составу населения и природным условиям. Здесь проживали десятки национальностей и народностей с особым жизненным укладом, самобытной культурой, родовыми обычаями, языковыми различиями. Районы предгорья Кавказа для войск округа были непривычными, труднодоступными, таящими в себе множество опасных сюрпризов.

Из шести имевшихся на тот период в РСФСР военных округов Северо-Кавказский был, пожалуй, самым проблемным.

По Дону бандитизм, как социально-политический, так и уголовный, катился снежным комом. На первом месте были выступления казаков против, как они говорили, хозяйственного произвола большевиков. Что касается вторжения извне в Донскую область белогвардейских отрядов, возглавляемых деникинскими и врангелевскими офицерами, то к концу 1920-го и началу 1921 года они постепенно шли на убыль. Одним из последних крупномасштабных вторжений из Крыма в районе Азова был антисоветский десант полковника Фёдора Дмитриевича Назарова[249].

«Банды», «бандитизм». Эти термины в тогдашнее время имели широкое распространение у участников происходивших событий, естественно, сторонников советской власти. Объяснить это можно не только негативным отношением большевиков ко всем антисоветским силам, но и тем, что тогда в это понятие вкладывали иной, нежели сегодня, смысл. «Бело-зелёное движение», «кулацкие восстания», «контрреволюционные мятежи» — всё это отчаянный, остервенелый разбой представителей старого, отживающего мира против строящегося нового, «справедливого» социалистического.

Сегодняшние историки стараются избегать этих терминов при описании драматических событий 95-летней давности на юго-востоке нашей страны. Вместо слов «бандитизм», «банды» они предпочитают употреблять «повстанчество», «повстанческие отряды».

Алексей Петрович Грибанов — участник Гражданской войны, боровшийся с повстанческими «бандами», писал в газете «Советский Дон»: «Под лозунгами “Долой продразвёрстку!”, “С большевиками нам не по пути”, “Бей жидов!” на Верхнем Дону вспыхивали различные мелкие и большие мятежи. Громкий резонанс получили мятежи, поднятые Григорием Маслаковым, уроженцем слободы Маныч-Балабинской станицы Багаевской, бывшим комбригом 1-й Конармии, и казаком хутора Рубежного Еланской станицы Яковом Фоминым» (их описал в «Тихом Доне» М. А. Шолохов. — Н. В.). Грибанов также называет бунты Семёна Кондратьева, Фёдора Мелехова, Данилы Макарова и множество других, которые вспыхнули на рубеже 1920—1921 годов против власти из-за тяжёлой экономической ситуации: хлеборобов душили продразвёрстка, а затем и «перелицованная развёрстка» — продналог, и всякие новые феодально-социалистические повинности. Мятежи и бунты не затухали на Дону вплоть до 1924 года.

Объектами нападения мятежников были сельские, станичные и волостные Советы, исполкомы, партийные учреждения, коллективные хозяйства (сельскохозяйственные коммуны). Чаще всего местное крестьянское и казачье население не подвергалось убийствам и грабежам, злость вымещалась на членах РКП(б), сельсоветчиках, продотрядовцах, налоговых инспекторах, милиционерах, чоновцах, чекистах.

Более крупные антибольшевистские формирования численностью от пятисот до тысячи человек действовали по всему донскому пространству, захватывали районные центры, а порой и небольшие города. Такие отряды были хорошо вооружены: шашки, наганы, винтовки, бомбы, пулемёты. Как правило, они имели боевые конные группы. В них была неплохо поставлена разведка, система сигнализации, условных знаков. Состав банд пёстрый: крестьяне — середняки и кулаки, бывшие офицеры, дезертиры из Красной армии; по национальности — в основном русские казаки, но