Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени - Дмитрий Михайлович Абрамов

для них столы с угощением. Часть донских и запорожских казаков, боевых холопов и ополченцев «из молоди» была расставлена в охранение на стенах и в башнях Кремля с заряженными пищалями и мушкетами. Над сторожей начальствовал старый казак Перо, который мало пил вина и горилки. Боярам же и князьям, недовольным и удивлённым присутствием повстанцев в Кремле, сторожи отвечали грубо, были дерзки с ними и ничего не страшились.

И развернулся пир по всей Москве. И много было всяких здравиц сказано царевичу Димитрию. И не раз гремело: «Многая лета!». И не раз казаки и ополченцы то пели свои старинные песни, а то и пускались в плясовую. И пир этот шумел всю ночь до самого утра. Многие упились хмельным на том пиру так, что падали под лавки и спали там, где упали. Напились и Отрепьев, и Корела, и Евангелик. Но мало пили князья и бояре. Они не произносили пышных здравиц, да лишь изредка касались устами братин и своих чаш с вином. Верно, боялись они отравы. Молодой Димитрий также пил мало и внимательно присматривался к боярам и князьям, окружавшим его.

* * *

Уже через день после вступления в Москву царевич Димитрий просил всех иерархов собрать Поместный собор Церкви и выбрать нового патриарха, дабы не осталась Россия без духовного предстоятеля и владыки. Собор собрался и заседал три неполных дня. На соборе присутствовало и греческое духовенство из Святой Земли, и со Святой горы Афон. То были: митрополит Дионисий Палеологус, архиепископ Амиклонский Феодосиий с его старцами, и другие чины греческих посольств от трёх патриархов – Рафаила Царьградского, Софрония Иерусалимского, Кирилла (Лукариса) Александрийского. Здесь же заседали и избирали главу Церкви монахи-старцы многих монастырей и скитов Северной и Северо-Западной России. 24 июня по общему приговору соборян «патриархом Всея России» был избран грек архиепископ Игнатий. Вслед за тем все делегаты церковного собора единодушно высказались за скорейшее венчание на царство царевича Димитрия. Датой венчания было определено 30 июля 1605 года.

Новый патриарх разослал по всем землям и епархиям России грамоты с известием о намеченном венчании и восшествии царевича Димитрия на престол, а также о избрании патриархом его – архиепископа Игнатия. Он призывал православных молиться за грядущего царя, дабы «возвысил Господь его царскую десницу над латинством и бусурманством».

* * *

В сентябре 190… года в Фонтанном доме Шереметевых в Петербурге за чашкой чая продолжался разговор двух уже известных персон…

– Сергей Дмитриевич, вернемся к Марине!

– Что ж, Марина – послушное орудие папы, кардинала-дяди и иезуитов – Чижовского и Левицкого. Сохранилось ее письмо, написанное в январе 1606 года: «…как Вашему Святейшеству заблагорассудится поручить мне что-либо, не следовало бы… обходить Светлейшего Преподобного господина Бернарда, епископа Краковского, моего любезнейшего дяди…» Этим все и объясняется… – рассказывал Шереметев.

– Но любил-то Расстрига Марину!

– Чисто женские категории! Но если продолжать разговор в столь легкомысленном духе, то сообщу Вам, что там была еще одна женщина… И эта женщина – Ксения Годунова… – парировал граф.

– Да, это широко известная история, но, по-моему, о любви в данном случае говорить не приходиться… – пожав плечами, возразила собеседница.

– Широко распространенное заблуждение! Легенда о распоряжении Расстриги погубить всю семью Бориса Годунова все более теряет почву. Он не мог и не хотел начинать свое царствование с тройного убийства. Он слишком дорожил мнением о себе! Ведь простил же он явного изменника – Шуйского! А Годуновы… – стал уверять Шереметев.

– Простите, граф, но опять применю «женские категории». На мой взгляд, Марина не выдерживает сравнения с Ксенией Годуновой, – возразила дама.

– Что говорить, увидев и узнав Ксению, Расстрига к Марине охладел… В этом крылась опасность для многих… На волоске держалось не только отношение московского царя к Марине, но и все «дело» латинской пропаганды. «Дело о браке идёт серьезно, но мы знаем, что оно затягивается присутствием Ксении», – таково мнение иезуитов. Об изгнании Ксении и об исполнении обещания напоминал Расстриге и Юрий Мнишек… – вслух размышлял Шереметев.

* * *

Церковный собор уже съезжался. Но не прошло и двух дней после встречи наследника престола в Москве, как Димитрий вызвал к себе князя Василия Мосальского, остался с ним наедине и учинил ему допрос о царевне Ксении. Тот отвечал, что царевна жива и здорова, только сильно исхудала, что мало ест и пьёт, да тоскует и кручинится по убиенным родным. Князь Василий держал её под охраной, ибо боялся за её жизнь и здоровье. При ней состояли лекарь и надёжная прислуга. Со двора её не выпускали, но во храм к обедне возили в закрытом возке. Обедню царевна выстаивала всю службу, молилась, исповедовалась и причащалась. Гуляла она только по двору или на гульбищах[81] под присмотром прислуги. Князь Василий не ограничивал её ни в чём другом. Всё платье её, украшения и шитьё не были пограблены, а сохранены. Книги её и иконы князь также перевёз к себе в дом из кремлёвского дома Годуновых. Оправившись от пережитого, царевна стала много читать и рукодельничать.

Рассказ князя Мосальского заинтересовал Димитрия, и тот решил, что нынче же навестит Ксению и расспросит её о всех нуждах и пожеланиях. Мосальский с пониманием улыбнулся, поклонился царевичу в пояс и отвечал, что будет рад видеть Великого государя в своём дому. Однако посоветовал навестить царевну вечером, как стемнеет, дабы избежать слухов и кривотолков. Он же со своей стороны обещал поговорить с Ксенией и подготовит её к встрече. На том и порешили.

* * *

Как состоялась их первая встреча?

Поздним и долгим июньским вечером, когда ещё мерцали последние сумерки и всполохи закатного света, Димитрий в сопровождении Отрепьева, Евангелика и Яна Бучинского приехал верхом в дом князя Мосальского в Китай-городе. Князь Василий встречал их сам. Предложил молодцам вина и медовухи. Отрепьев, Евангелик и Бучинский не отказались, и князь повёл их в гостевую палату. Царевич же отказался от хмельного, и просил провести его в покои Ксении. Девушка из прислуги отвела молодого человека к царевне в покои. Они прошли сенями в смежные покои. Девушка отворила тяжёлую окованную дверь и с поклоном пропустила Димитрия в палату. Сама же осталась за раскрытой дверью.

Перед царевичем стояла стройная, юная красавица-дева. Под лёгким платком из паволоки угадывались пышные тёмно-русые волосы. Длинная и густая коса, заплетённая голубой лентой, лежала на её маленькой, но крепкой груди близ левой руки. Большие и глубокие лучащиеся глаза с длинными бровями с тревогой и болью глядели на Димитрия. Долгий и прямой нос, червлёные уста