Шопоголик и Рождество - Софи Кинселла

– Да никто никого не любит! – в отчаянии выпаливаю я. – Наоборот, все в глотки друг другу готовы вцепиться! Вот почему я решила устроить вечер пряничных домиков – чтобы всех помирить.

– О, – сникает Стеф. – Вот оно что. А я и не знала.

– Может быть, поэтому они и передумали? – От этой мысли мне становится еще горше. – Просто не желают садиться друг с другом за один стол? Но неужели они не понимают, что я старалась, чтобы все жили в мире?

Мой мобильник заливается звонком, и мы со Стеф подпрыгиваем от неожиданности. И пускай я это предвидела, но когда на экране высвечивается «Сьюзи», у меня внутри все обрывается. Я молча поворачиваю телефон экраном к Стеф.

– Ответь, – в тревоге говорит она. – Может, дело совсем не в этом.

Я пропускаю еще два звонка, пытаясь взять себя в руки. Затем подношу трубку к уху и выдаю фальшиво-бодрым голосом:

– Привет, Сьюзи? Ты уже едешь на вечер пряничных домиков?

– О, привет, Бекс. – Тон у Сьюзи такой же ненатуральный, как и у меня. – Ээ… мне очень жаль, но мы, наверное, не сможем прийти. Я внезапно вспомнила, что еще не все купила к Рождеству.

Я была права.

По грудной клетке разливается боль. Только теперь я понимаю, как надеялась ошибиться.

– Нет проблем, – оцепенело выговариваю я. – Не важно. Это была просто… В общем, не страшно.

– Э-э-э… и насчет завтра. – Голос у Сьюзи такой сдавленный, будто она стоит на одной ноге, а второй крутит в воздухе. Наверное, так оно и есть. – Насчет Рождества. Тарки вдруг заявил, что все же хочет поехать к дядюшке Руфусу. Прости, что так поздно предупреждаю, Бекс, но… Ты же не против, если мы не придем?

И никого не стало.

В груди у меня болит все сильнее, веки жжет, но мне как-то удается овладеть голосом:

– Поняла, – отвечаю я, сглотнув комок в горле. – Нет, конечно, не против. Поезжайте! Желаю хорошо повеселиться!

– Ты, правда, не возражаешь? – подозрительно спрашивает Сьюзи.

– Конечно, нет! – резко бросаю я. – Я даже вздохну с облегчением, если честно. Ты была права, устраивать рождественскую вечеринку – это такая морока, так что…

– Вот-вот, – успокоившись, подхватывает Сьюзи. – И тебе полегче будет.

Она уверена, что я не справлюсь. Я по голосу понимаю. Уверена, что я не способна организовать рождественский прием. По моим щекам сбегают две слезинки, но я не обращаю на них внимания.

– Намного! – беззаботно заявляю я. – Все будет прекрасно! Классно вам попраздновать с дядей Руфусом, увидимся… потом когда-нибудь. Счастливого Рождества, всех от меня поцелуй… Пока!

Я даю отбой и, не в силах вымолвить ни слова, смотрю прямо перед собой. В висках у меня стучит.

За каких-то десять минут все мое Рождество развалилось.

Стеф старается изо всех сил. Она крепко меня обнимает. Уверяет, что все это случайное совпадение и на самом деле мои родные и близкие меня любят, конечно же любят. Рассказывает историю из детства, о том, каким жутким вышло Рождество, когда ее дядюшка застрял в Уэльсе. И я даже смеюсь (ну, слегка).

Затем нам приходит уведомление, что на сайте школы появилась видеозапись рождественского спектакля, и Стеф сразу же предлагает посмотреть ее на своем айпаде, чтобы развеяться.

И да, развеяться мне удается. Ну, отчасти. Потому что ролик, как назло, только лишний раз напоминает, каким должно быть настоящее Рождество. Я смотрю, как очаровательные детки старательно выводят тоненькими голосками «Там, в яслях», и на меня накатывает сентиментальное настроение. Ведь от него и до грусти недалеко. А от грусти – до падения на колени, рыданий навзрыд и отчаянных выкриков, обращенных к безразличным небесам: «За чтоооо?»

Стеф тем временем увлеченно смотрит постановку. И когда на сцене появляются три волхва – Минни, Харви и Джордж, – взгляд у нее становится такой, будто она готова проглотить своего сына.

– Он был великолепен, – говорю я, когда волхвы уходят, а вместо них на сцену вываливается толпа ангелов.

– Они все великолепны, – возражает Стеф. – А Минни просто прелесть! Давай еще раз посмотрим их выход?

Она перематывает ролик назад, на этот раз смотрит более внимательно и вдруг говорит:

– Постой! Подожди-ка. – Она ставит видео на паузу и пристально вглядывается в экран. – Бекки, ты же сказала, что костюм, который ты нам отдала, запасной.

– О, – смешавшись, бормочу я. – Ну да. Так и было.

– Да как же? Ведь костюм Минни – это обычный шарф, сколотый булавками в платье, – Стеф наклоняется поближе к экрану. – А Харви одет в долбаное произведение искусства. Ты только посмотри на все эти пайетки. – Ошеломленная, она оборачивается ко мне. – Бекки, ты что, отдала мне костюм Минни?

– Нет! – машинально выпаливаю я. – Боже! То есть… Это все не важно. Суть-то не в костюмах. Спектакль был чудесный! Давай смотреть дальше. – Но Стеф, кажется, меня даже не слышит.

– Я в тот день была такая задерганная, – растерянно произносит она, будто бы объясняя произошедшее самой себе. – Мне и в голову не пришло… Но, в самом деле, откуда бы у тебя мог взяться запасной костюм? Это же бред. Ну я и идиотка. В этом костюме должна была выступать Минни.

И тут Минни, будто бы внутренним чутьем что-то уловив, бросает игру с Харви, подходит к нам и заглядывает в экран айпада.

– Это мой костюм, – твердо заявляет она, тыча пальчиком в застывшего на экране Харви. – Моооой костюююююм. Мы отдали его Харви.

Вот же черт. Напомните мне никогда не пытаться удирать от нацистов с Минни на хвосте. Встретившись глазами со Стеф, я робко развожу руками.

– Знаю, – говорит Стеф Минни. – И мы с Харви очень тебе благодарны, правда, сынок? Твоя мама так старалась. Она сама его тебе сшила, верно?

Подумав пару секунд, Минни качает головой.

– Нет, мамочка пликолола бувавки. Одна бувавка воткнулась в меня. И я сказала: «Ай!»

– Ай, – сочувственно повторяет Харви.

– Ай! Бувавка! – истошно вопит Минни и тычет пальчиком в Харви. – Бувавка! Бувавка!

Моя дочь такая драма-квин. Я всего один раз легонько кольнула ее во время примерки. И не кольнула даже, так, царапнула.

Минни и Харви, вереща: «Бувавка! Бувавка!», выбегают из комнаты, Стеф же тяжко вздыхает.

– Бекки, – отрывисто произносит она. – Я даже не знаю, что сказать.

Подняв голову, я в ужасе замечаю, что глаза ее наполнились слезами. Нет. Нет. Если она начнет сырость разводить, я и подавно в настоящее болото превращусь.

– Да это ерунда, – торопливо выпаливаю я. – Забудь.

– Это не ерунда. Для меня такого никто никогда не делал.