Человек без души - Игорь Борисенко

Под берегом, где зловония не ощущалось, Эт Кобос быстро выкопал клад и выбрал из него самые ценные вещи. Десяток золотых цепей и диадем, дюжина перстней с большими и красивыми камнями, сотня серебряных монет должны были покрыть издержки, связанные с покупкой у Толохи «армии мертвецов».

После маленький отряд продолжил двигаться вниз по течению реки до тех пор, пока через два облачных и холодных дня не достиг переправы. К тому времени от голода и непрерывного недосыпания оба едва держались в седлах. Это было так обидно – иметь несколько сумок, набитых золотом, но не иметь возможности потратить их на еду и новые одеяла!

В том месте Нолан уже долгое время тек по плоской равнине почти не петляя, и берега с обеих сторон были пологими. На большом лугу располагался деревянный форт паромщиков, почерневший от времени, поднятый на мощные сваи. Рядом с ним, у реки, торчали крепкие столбы: один у самой воды, а другие, в ряд, все дальше и дальше в глубь берега. От них к дороге вела насыпь, очевидно, служащая для подъезда к парому во время половодья. К ближайшему к воде столбу был привязан толстый канат, который проходил над палубой парома, обматывался пару раз вокруг блока, похожего на гигантскую катушку для ниток, и тянулся к другому берегу. Блок проматывал трос, заставляя плавучую махину двигаться от берега к берегу, а сам вращался между двух стояков на скрипучей, несмотря на обильную смазку, деревянной оси. Справа и слева к оси крепились рукояти, каждая на два-три человека. В тот момент, когда Дальвиг подъехал к форту, пустой паром как раз причаливал к правому берегу Нолана. Неимоверно мускулистые молодые парни шутя вращали рукояти блока, двое мужчин постарше, но тоже очень крепких на вид, рулевыми веслами не давали парому поворачиваться под напором течения.

На переправе работали три смены паромщиков: пятнадцать «крутильщиков», семь рулевых, пять швартовщиков и два старых командира, которых звали «лодочниками». В форте жили их семьи, всего около двухсот человек. Кроме форта, рядом было понастроено еще много разных домишек, где жили не входящие в «гильдию паромщиков» люди – содержатели пары таверн, продажные женщины, пара купцов, торговавших в лавках мелкими товарами, даже один коневод, державший небольшой табун на местных обширных лугах. Судя по всему, переправа процветала, так как большинство жителей не походили на изможденных работой крестьян, встреченных Дальвигом к западу от Нолана. Все от мала до велика были хорошо одеты, степенны и знали себе цену. Насколько было известно Эт Кобосу, в нескольких десятках льюмилов южнее, рядом со столицей Белоранны, через Нолан был перекинут мост. Однако король брал за переезд по нему гораздо больше, чем требовали паромщики, поэтому люди из северной и центральной части страны, желая оказаться на левом берегу, предпочитали переправу. Даже южане, те, кто поскупее, делали крюк к северу.

Правда, в тот самый день и час, когда у парома оказался Дальвиг, движение нельзя было назвать оживленным. Дорога была видна далеко, до холмов, утопавших в светлых березовых рощах, и она была пустынна. На берегу не толпились в ожидании очереди караваны и отдельные путешественники. Временное затишье перед тем, как будет убран урожай и начнутся богатые и многочисленные ярмарки.

Эту и другие подробности о жизни переправы Дальвиг узнал от старика, похожего на древнюю мосластую корову. Проведя всю жизнь на пароме – сначала «крутильщиком», потом рулевым и швартовщиком, теперь этот человек тихо доживал последние годы, просиживая на длинной лавке у основания форта. Эт Кобос заметил его издалека и решил подъехать поговорить, на всякий случай, чтобы узнать новости. Вдруг по стране разнесся слух о путешествующем колдуне и убийце? Вдруг кто-то видел бой с тарпалусом и смог сообщить об этом властям? Однако все было спокойно, как всегда. Старик посоветовал путникам лучшую таверну и сообщил, что в последние дни вокруг поселения бродит чудище, ночами ревущее в лесу.

Воспользовавшись советом, Дальвиг завернул в таверну под названием «Светлая струя». Несмотря на мольбы Хака и собственное состояние, он не стал останавливаться там на ночь, только закупил провизии, немного вина, новые одеяла, котелки и прочую мелочь, утраченную Хаком во время побега из дома старосты в северной деревне. Хозяин настойчиво уговаривал остаться, ссылаясь на то же самое чудовище, о котором говорил старик, но Дальвиг был непреклонен. Честно говоря, он просто боялся оставаться в этой стране, опасаясь, что очень скоро будет разоблачен и убит. Конечно, вряд ли в родном Энгоарде его ждала более теплая встреча, но там по крайней мере можно не бояться того, что ты волшебник.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда маленький отряд наконец приблизился к парому. Других желающих перебраться на ту сторону не оказалось, и паромщики уже понемногу готовились вытащить свое «судно» на берег и отправляться по домам.

– Идите в таверну, сударь! – устало посоветовал Дальвигу главный, коренастый мужчина, в шевелюре которого причудливо перемешались седые и рыжие волосы. – Перевезем вас завтра утром.

– Сколько нужно денег, чтобы вы переправили меня прямо сейчас? – твердо спросил Эт Кобос, всем своим видом выражая непоколебимую уверенность.

– Очень много, – недовольно ответил паромщик. Судя по выражению лица, он отчаянно не желал плыть по опостылевшей за день реке еще раз.

– Плачу любую сумму. – Дальвиг вынул тугой кошель и выразительно потряс им в воздухе. – Поплывете налегке, а плату получите, как будто загружены до предела!

– Что ж, если вам так недороги деньги, – сдался паромщик. Он прищурился, ожидая протестов нетерпеливого пассажира, и выпалил: – Двадцать золотых!

– Хорошо, – равнодушно пожал Дальвиг. – Только у меня нет монет белораннской чеканки. Вот эти размером даже побольше, а качество такое же.

Паромщик с недоверием осмотрел монету, попробовал на зуб, но в конце концов согласился принять. Зазвучали громкие команды, и недовольно ворчащие крутильщики поплелись к рабочим местам. Дальвиг и Хак втащили упрямившихся лошадей на палубу; швартовщики тут же отвязали канаты от сколоченных в виде скоб дубовых брусьев и стали сталкивать паром с песчаного берега. Начальник крутильщиков, внимательно наблюдая за поведением парома, закричал:

– Навались!

Вздрогнув, палуба закачалась на волнах. Четверо голых по пояс здоровяков налегли на ворот, который с громким скрипением и стуком стал вращать блок. Разлохмаченный трением о барабан канат пополз мимо, а рулевые ловко выровняли положение судна. Без особого напряжения крутильщики топтались по палубе, блестя на солнце потными спинами. Время от времени один из них лениво отрывался от ворота и отходил, чтобы хлебнуть из здоровенной бадьи нечто, отдающее сильным пивным духом. Остальные трое в это время крутили блок без особого труда.

Кони пугливо перебирали ногами – им не нравилось стоять на качающейся палубе. Пытаясь оторвать поводья от коновязи, расположенной посреди парома, они задирали головы и косились на темную воду, быстро струящуюся вокруг. От мелких волн отпрыгивали мягкие теплые блики красно-желтого солнечного света. Нолан раскинулся вширь не менее чем на две тысячи шагов и казался небольшим морем. Дальвиг, как всегда, представил, что случится, если оторвется канат? Вероятно, ничего особенно плохого. По бортам парома были сложены дополнительные весла и длинные шесты, как раз на случай обрыва. Река спокойна, течение не очень сильное. Конечно, пока они добрались бы до берега, паром унесло бы далеко, однако хуже всего от этого самим паромщикам.