Золото плавней - Николай Александрович Зайцев

как басурмане услышат. А мы в этом ущелье как в вентире шапари. Что там? Светишься, как новый пятиалтынный!

– Господин сотник, – вновь повторил Василь, уже более тихим голосом. – Отряд Ревы Димитрия впереди. Они нас дожидались!

– Слава богу! – перекрестившись и посмотрев с улыбкой на Марфу, ответил Билый.

Поправив пояс и нахлобучив папаху скомандовал:

– Василь! Коня! Живо!

– Та як же ж, господин сотник, Вы ж хворый ще, – попытался вставить Василь заботливо.

– Казак Рудь! Мне дважды повторить?! – изменившимся голосом, в котором чувствовались металлические нотки, охладил заботливость Василя Билый. Рана болела. Слабость чувствовалась во всем теле. Голова слегка шла кругом. Но показывать свою хворь перед станичниками, а тем более перед казаками из отряда убитого Димитрия Ревы, Микола был не вправе. Марфа хотела было тоже попытаться остановить Билого, но скромно понурила голову, услышав то, как сотник одернул Василя.

Превозмогая боль, стиснув зубы, Билый медленно сел на подведенного к нему коня. С трудом, но не показывая виду, выпрямился в седле и, дав знак рукой Василю, чтобы тот следовал за ним, направил коня в голову отряда.

– Здорово живете, станичники! – проезжая мимо казаков, поздоровался Билый. Те, видя своего командира на коне, радостно отвечали:

– Слава богу! – И тут же по рядам понеслось: – Жив наш сотник! Бог сберег! Доброго казака и пуля не берэ, тай и штык не колэ!

Василь, как и полагается, шел на своем конике чуть поодаль от Билого. Слыша ответные приветствия станичников, поймал себя на мысли, что не зря сотник уделяет ему внимание, держа рядом с собой. Наказ деда Трохима хоть и играет роль, но у дядьки Миколы, видать, имеются свои планы в отношении него.

– Василь! Не отставай, – вывел из задумчивости молодого казака сотник Билый. Рана в плече ныла, как будто горячим железом вытягивали за живое. Но Билый усилием воли держался в седле и не показывал виду.

Вот и последние ряды казаков. Вот и Акимка на коне отца Гната Рака. Один. Чуть впереди Билый увидел и обоих братьев, Григория да Гната, в крепких объятиях станичников, посланных с Димитрием Ревой.

Подъехав ближе, Микола, сдерживая радость, крикнул:

– Здорово живете, братцы!

И в ответ громыхнуло:

– Слава богу!

Микола невольно задумался: «Эти суровые воины, закаленные в постоянных стычках с горцами, радовались встрече со своими станичниками, с которыми не виделись совсем недолго. Радовались искренне, открыто, даже по-детски. Такова жизнь. Никому не дано знать, что будет завтра. Живи днем сегодняшним и радуйся тому, что дает Господь. А все остальное – суета».

Микола посмотрел на солнечный диск, изливавший тепло своих лучей на окрестности, пасущихся невдалеке коней, казаков, радующихся встрече. Благодать Божья.

Взгляд Билого упал на лежавшую на траве рядом с гладким осколком скалы скатанную бурку. Сотник слез с коня и медленно направился к тому месту. Он понял все без слов. Казаки, заметив это, сменили радость встречи на более серьезный тон. Молча смотрели, как их командир подошел к телу Димитрия Ревы, бережно завернутому в бурку, как, сняв папаху, преклонил колено и коснулся рукой бурки. Все видели станичники, но не могли заглянуть в душу сотнику. А душа Билого была сдавлена крепкими лещотками до хруста, так, что не слезы капали с нее, но кровь. Боевой друг, с которым прошли не один круг ада в боях с басурманами, лежал бездыханный перед ним, сраженный подлым выстрелом в спину.

Тяжело было стоять коленопреклоненным – рана давала о себе знать. Билый сел по-турецки, скрестив ноги. Мысли его были далеко. В них он вновь бок о бок с Димитрием воевал басурмана, гонял его по скалам да горам. Вновь Димитрий спас его, молодого хорунжего, в одной из стычек, когда в спину Билому вышли два абрека, и вот уже шашка занесена, еще мгновение – и не сносить бы Миколе головы, но ловкий выпад Ревы, и первый черкес упал, пронзенный в сердце. Взмах шашки – и голова второго покатилась по каменистому склону горы. Вспомнил Микола и разговоры у костра, после боя, в которых Димитрий открывал свою душу. Не просто односумами были Микола с Димитрием, несмотря на разность чинов. Почитай, за старшего брата был Рева для него. А теперь нет брата. Душа его на суд Божий пошла, а тело бренное в землю уйдет, как и завещано Создателем. Останется лишь память добрая.

Прочитав неслышно молитву, Билый поднялся и обернулся. За его спиной, сняв папахи, стоял весь его отряд, за исключением тех казаков, что охраняли пленного.

Билый молча смотрел на своих станичников. Слова были не нужны. В этот момент они лишние. Каждый из стоявших здесь знал Димитрия как доброго казака, надежного боевого товарища. Каждый прощался с ним молча. Выждав время, Билый скомандовал:

– По коням!

Казаки перенесли тело Ревы в арбу, в которой лежали погибшие в ауле. Сев на коней, построились в походный строй и, ведомые своим командиром – сотником Миколой Билым, двинулись дальше, к родной станице.

Коней пустили шагом.

По каменюкам шибко и не разогнаться.

Билый, как и подобает командиру, шел первым, чуть сзади, с бунчуком в руке ехал Василь Рудь, довольный тем, что ему досталась роль вроде адъютанта. За ним походным строем шли остальные казаки.

– Если все добре пойдет, то к вечерней зорьке в станицу войдем, – обернувшись на ехавших за ним братьев Раков, сказал Билый. Впереди показался просвет. Дорога выходила из ущелья, горы постепенно оставались позади, сменяясь равниной, переходящей в степи. Вдалеке блеснула в солнечных лучах, петляя излучинами, родная Марта. Где-то там расположились и знакомые каждому станичнику с детства плавни – заболоченные поймы реки. Еще подпарубками лазали Микола с друзяками в этих причудливых лабиринтах болот и лиманов различной величины, с пресной, полусоленой и соленой водой. Плавни реки Марты были покрыты густыми зарослями чакана, камыша, рогоза, осоки, ежеголовника, где обитало множество диких гусей, уток, лебедей и хищных птиц. А среди подводного царства водорослей, рдеста, роголистника, кувшинок водилось много рыбы. Частенько казачата видели в плавнях лисиц, диких котов. Однажды чудом спаслись от большого секача, вышедшего с матками и подсвинками на тропу. Камыш и чакан станичный люд заготавливал как строительный материал, покрывая им крыши хат. Вся это родная, дышащая свободой бескрайняя территория стоила того, чтобы защищать ее при необходимости до последнего дыхания.

Кони, почуяв знакомые запахи, норовили перейти с шага на рысь, но казаки сдерживали их прыть, чтобы те ненароком не повредили себе ноги на каменистом шляхе. Откуда-то справа донеслось громкое ржание. Билый повернул голову. В версте от них пасся табун