Полураскрытая роза - Лиса Кросс-Смит

декабре, и ты сказала «он бы без проблем смог кого-то закадрить»…

– Я проверяла тебя, но ты ничего не ответила! – Агат смеется. – Ну а предложение о сексе втроем… это лишь шутка. Я сделала лучшее, что могла – подарила тебе на день рождения вибратор.

Она пьет вино и неотрывно смотрит Винсент в глаза. Агат напоминает ей какую-нибудь старинную голливудскую актрису: длинные ноги, которые выкидываются, как клинки швейцарского армейского ножа; манера элегантно одеваться; короткие, почти как у девушки-флэппера, гладкие волосы, заканчивающиеся, как у Амели[143], ровным острым углом прямо под скулами. Будь Винсент бисексуалкой или лесбиянкой, она была бы не прочь завести роман с женщиной вроде Агат, но после одного пьяного любопытного поцелуя с Рамоной еще в колледже Винсент ничего сафического не совершала.

Но она может представить себя в постели с Агат, наслаждающуюся процессом, – ведь она и так к ней уже привязана и внимательна. Возможно, дело в Агат, возможно – в Париже.

Все, кто считает Париж женщиной, правы.

Париж – это la vie en rose[144]. Париж сексуален. Париж роскошен. Париж полон света. Париж полон жизни. Париж – это новое начинание. Париж, mon amour. Париж – один такой на весь мир.

Париж – это Винсент. Париж – это Лу. Париж – это Винсент et Лу.

В Париже она теперь как дома.

– Я польщена, и я тобой восхищаюсь. Секс втроем – это было бы слишком… уж очень странно… чересчур сложно для меня, на грани перевозбуждения, но внимание ценю. Можно сказать, я им поражена. И не думала, что ты действительно на меня запала, просто решила, что ты со всеми такая, – говорит Винсент и быстрее пьет вино. Для такого разговора хорошо бы посильнее опьянеть. Она знает, что краснеет. Она трогает щеку, и Агат, подавшись вперед, тоже касается ее щеки.

– Ну а я восхищена тобой. И рада, что все раскрылось. Чувствуешь себя лучше, не правда ли?

– Наверное, – соглашается Винсент и рассказывает ей о переписке с Миной.

Агат выдает целую тираду на французском.

– Слушай, Мина просто хамка, – переводит она. – То ей все нормально, то она вдруг изображает рассерженную ревнивую жену. Так не получится! А ты знаешь, что она тоже спит с другим? Огромный бородатый англичанин по имени Том, который увозит ее на море, где она позволяет ему делать с ней все, что ему заблагорассудится. К тому же Лу двадцать пять лет! Он не какой-нибудь школьник-девственник, – добавляет Агат. Сопя, она откидывается назад и водит пальцем по краю бокала.

Винсент смеется и качает головой.

– C’est vrai![145] – Агат тоже смеется. – Эй, ничего удивительного, что ты приехала сюда и влюбилась, сама того не желая. С этим просто ничего не поделаешь. C’est Paris[146], – говорит она.

3

«Анчоус» начинает играть «Une tigresse». Днем Лу позвонил ей и попросил на это разрешения. Винсент нравится их общая тайна, и при звуках этой песни, обволакивающих ее среди толпы, она буквально парит в воздухе. Она чуть не вскрикнула от радости, увидев Лу впервые после того, как они сошли с поезда по возвращении из Овер-сюр-Уаза. Она не успела с ним поговорить, потому что они с Агат опаздывали, но протолкались вперед и помахали ему рукой. Он увидел ее и перед началом их отделения помахал в ответ.

Агат поворачивается к ней, смотрит расширенными глазами.

– Это ты, – догадывается она, кивая и потягивая свой коктейль через торчащую из стакана тонкую черную соломинку. На ее коротких ногтях матовый серо-коричневый лак; из-за высокого роста она в своем лиловом платье похожа на ирис. – Ты сейчас слушаешь оргазмы Винсент, – говорит Агат Батисту, когда он поворачивается и наклоняется к ним. Они уже сместились подальше от сцены, где разговаривать гораздо проще.

Винсент не произносит ни слова. Лишь улыбается и пьет свой джин с тоником.

– Теперь это моя любимая песня, – заявляет Агат.

Батист улыбается, кладет руку Винсент на плечо.

– Черт. Ну, теперь и моя тоже, – говорит он.

После концерта они стоят у служебного входа, и Лу выходит с Ноэми. Они разговаривают и смеются. Винсент, прислонившись к стене здания рядом с Агат и Батистом, которые время от времени заигрывают друг с другом, представляет, как обкуренные Лу и Ноэми занимаются сексом. С того первого раза Винсент больше не видела, чтобы Батист и Агат целовались. Временами Батист дотрагивается до ее талии или Агат берет его за руку, но все это неочевидно, и если бы Винсент не смотрела во все глаза, то совершенно ничего бы не заметила.

Загрузив все в фургон, Лу спешит обнять Винсент. Он отстраняется, чтобы взглянуть на нее, потом целует в губы, сначала нежно, потом настойчивее.

– Сколько я тебя не видел? Год? Два? – спрашивает он и снова целует ее.

– Сто лет, – говорит Винсент. Она трется своим носом о его нос. Это чудо, доведенное до абсурда, а не нос.

Ноэми и остальные говорят всем salut, и все отвечают salut. Ноэми по-французски спрашивает Лу, вернется ли он сегодня домой, Лу отрицательно качает головой. Объятия, поцелуи, прощание с Агат и Батистом, снова поздравления от Агат, которая напоминает Винсент, что клип Зиллы выходит в эфир через час.

Лу спрашивает, в чем дело, и Винсент обещает рассказать ему во время прогулки. Она была так занята, что с самого приезда толком не погуляла по Парижу.

Как всегда, опьянев от звезд, они направляются к Сене.

К тому времени, когда они садятся, Винсент уже пересказала все про Зиллу, и Лу сжал кулак и от радости потрясал им в воздухе.

– Еще раз поздравляю, Сент-Винсент! Это гениально, – говорит он, чуть сжимая ей бедро. Она кладет свою руку на его и благодарит.

На берегу много людей, они прогуливаются большими и маленькими группами. Вдали негромко завывает труба.

– Почему Ноэми спросила, придешь ли ты домой? – Винсент сначала забыла об этом, но теперь вспомнила.

– А, да, хотел тебе сказать: она сейчас живет с нами, это временно. Ну, с Аполлоном… Она живет у Аполлона, пока не найдет, куда съехать, – говорит Лу.

– Ясно, – только и отвечает Винсент.

– Это вызывает у тебя какие-то неприятные чувства? Ты думаешь, меня интересует Ноэми? Потому что это не так, она меня никогда не интересовала… во всяком случае по-настоящему, – говорит Лу, берет из-за уха сигарету и, глядя на воду, закуривает.

– Я тебе верю. Ревную, но верю. Батист назвал Ноэми интересной… а что в ней такого интересного?

Лу рассказывает ей, что отец