Петр Столыпин. Революция сверху - Алексей Щербаков

Имел ли Распутин влияние на принятие кадровых решений? Да, имел. Но далеко не абсолютное. Будучи отличным «природным» психологом[70], он прекрасно понимал, кого хочет видеть на этих постах императрица. И хвалил именно этих людей. А кого она видеть не желала – никогда не проталкивал. Так, к Григорию Ефимовичу одно время пытался «подъезжать» Витте – он хотел с помощью «старца» вернуться в политику. И полностью обломился. Распутин знал, что при дворе Витте не любят – и обратно его не возьмут.

Зато…

«Не подлежит сомнению, что если бы та среда, из которой черпались высшие должностные лица, не выделила такого множества людей, готовых ради карьеры на любую подлость, вплоть до искательства у пьяного безграмотного мужичонки покровительства, Распутин никогда бы не приобрел того значения, которого, увы, он достиг. Если бы эти люди, действительно, были под гипнозом Распутина, если бы они сами верили в его сверхъестественные способности, то можно было бы удивляться их наивности, но порицать их было бы не за что, но дело в том, что все ставленники Распутина прекрасно знали ему настоящую цену.

…

Словом, основным виновником того, что вера Государыни в Распутина осталась до конца непоколебимой, была та среда, которая поставляла такое множество лиц, согласных ради достижения власти, ради карьеры не только пресмыкаться перед распутным мужиком, но еще всячески его превозносить в своих беседах с Государыней. Это были все те же Хвостовы, Штюрмеры, Белецкие и многие другие, которые, прекрасно зная, что такое Распутин, и вполне сознавая весь вред, наносимый обаянию царского имени одним фактом его близости к престолу, тем не менее поддерживали его престиж в глазах Царицы.

Как могла поверить Государыня в продажность Распутина, в его дикий грязный разгул, когда высший иерарх Церкви, митрополит Петербургский Питирим относился к Распутину с таким почтением, что не только звал его к себе обедать, но еще сажал его на почетное место рядом с собою?

В то же время до Царицы доходили через Вырубову собственноручные письма уважаемых архипастырей, в которых они просили Распутина оказать им содействие в получении белого клобука – символа митрополичьего достоинства.

Подобные письма Распутин неизменно доводил до сведения Императрицы, не без основания полагая, что они послужат доказательством того, что люди заведомо почтенные не гнушаются иметь с ним дело и даже просят его заступничества. Снабжал он эти письма и своими резолюциями, вроде следующей: “ни достоин”, положенной им как раз на обращении того архиепископа (предпочитаю имени его не называть, – он остался в России, но к большевикам не пристал), который стремился к митрополичьей кафедре.

А давний знакомый Царицы, генерал Шведов, принимавший видное участие в работе Красного Креста, кстати сказать, проныра, не брезгавший никакими способами для устройства своей судьбы и наполнения своего кармана, называл Распутина не иначе как “отец Григорий”. Царице это было известно, и она, в свою очередь, отмечает это в письмах к Государю.

…

Влияние Распутина на Царицу в вопросах государственных построено было, главным образом, на том, что и он и его клика умели внушить Александре Феодоровне сознание, что она одна способна отстоять самодержавную власть русского Царя, которую, сама по всей вероятности этого не сознавая, она стремилась фактически всецело присвоить себе. Больше того: при проведении тех или иных лиц на министерские посты Распутин и его alter ego, А. А. Вырубова, стремились лишь незаметно подсказать своих кандидатов Царице и только, после того как Императрица как будто сама на них останавливалась, они подкрепляли ее выбор одобрением и благословением Распутина».

(В. И. Гурко)

И почему бы царской чете не верить этим людям, а верить его хулителям?

И ведь то же самое говорил главный борец с Распутиным А. И. Гучков:

«Вдумайтесь только, кто же хозяйничает на верхах… Григорий Распутин не одинок; разве за его спиной не стоит целая банда, пестрая и неожиданная компания, взявшая на откуп и его личность, и его чары? Ненасытные честолюбцы, тоскующие по ускользнувшей из их рук власти, темные дельцы, потерпевшие крушение журналисты… Антрепренеры старые! Это они суфлируют ему то, что он шепчет дальше. Это целое коммерческое предприятие и тонко ведущее свою игру».

То есть был не Распутин, а распутинщина.

И вот почему бы Григорию Ефимовичу было не брать денег, если ему их постоянно предлагали? А ведь это были даже не взятки. Ему со всех сторон пихали деньги просто «из большого уважения». И именно подобные господа Распутина и развращали. В начале своего пребывания в высших сферах он занимался разными непотребными делами потихоньку. А уж потом, грубо говоря, обнаглел, сознав свою безнаказанность, – стал публично пьянствовать, хвалиться своей близостью к царской семье и так далее.

Крайне сомнительной выглядит и версия, широко озвученная сперва Солженицыным, а потом Валентином Пикулем, – что Распутина втемную использовали сионисты. Главным аргументом является то, что секретарем у Распутина подвизался Арон Симонович, вроде как крутой деятель сионистского движения. Правда, о невероятной крутизне Симановича известно прежде из его мемуаров, в которых нагромождено огромное количество фактического вранья. Конечно, вокруг Григория Ефимовича терлись и евреи тоже. Но они никак не выделялись на местном фоне.

«Сионисткую» версию отрицал и генерал Спиридович, а уж он-то знал очень много – и евреев не слишком любил.

* * *

Перейдем теперь к Столыпину. Петр Аркадьевич со «старцем» общаться решительно не желал. Но как министр МВД он не мог пройти мимо того, что возле царя трется невесть кто. Более всего он опасался, что Распутин может быть агентом революционеров. Эсеры искали всякие способы подхода к царской семье. Так, прикидывая схемы организации покушения на царя в 1908 году, террористы обсуждали и предложение одного семинариста, предлагавшего устроиться в какой-нибудь приход возле Царского Села – и дождаться, когда император окажется на расстоянии выстрела. Так почему бы им и не пропихнуть убийцу под видом «старца»? В общем, Столыпин поручил своим сотрудникам раскопать всю подноготную Григория Ефимовича.

Наведенные справки рисовали малоутешительную картину – репутация у «старца» была очень сомнительной. Хотя вряд ли он был конокрадом. Дело в том, что это преступление расценивалось крестьянами как куда более тяжелое, чем убийство. В самом деле. Убить можно сгоряча или по пьяной лавочке. Это, в общем, понимали[71]. А конокрад, уводящий главного крестьянского кормильца, обрекал целые семьи на голод, а то и на смерть. Причем отлично понимал, что делает. Это был не просто уголовник. Это был «враг народа». Именно так.